Бруно Травен - Сокровища Сьерра-Мадре

Бруно Травен СОКРОВИЩА СЬЕРРА-МАДРЕ

1

Скамейку, на которой сидел Доббс, никак нельзя было назвать удобной. Одну планку кто-то выломал, другая сильно прогнулась, так что сидеть на ней — одно наказание. Заслужил ли он это наказание или оно назначено ему свыше несправедливо, как и большинство кар, которые сыплются на людей, — не об этом думал сейчас Доббс. О том, что сидеть неудобно, он вспомнил бы только в том случае, если бы его об этом спросили. Мысли, занимавшие Доббса, ничем не отличались от мыслей большинства людей. Например, такой вопрос: «Где бы раздобыть деньжат?» Когда у человека есть немного денег, ему легче заработать: у него есть что вложить на первый случай. А когда карманы твои пусты, решить этот вопрос неизмеримо труднее.

У Доббса ничего не было. Со спокойной совестью можно сказать, что он был гол как сокол, а это еще хуже. Потому что при крайних обстоятельствах одежда без пятен и заплат может сойти за скромный первоначальный капитал.

Кто хочет работать, работу найдет. Не следует лишь обращаться за помощью к тому, кто любит повторять эти слова. Потому что он никакой работы вам не предложит и не назовет никого, кому бы нужен был работник. А то, что он любит их повторять, доказывает, как плохо он знает жизнь.

Доббс был согласен ломать камень на каменоломне, если бы ему дали эту работу. Но даже ее ему не получить, потому что слишком много людей на нее претендовали, и у местных всегда больше шансов устроиться, чем у чужака.

На углу площади установил свой высокий металлический стул чистильщик сапог. Остальные чистильщики, у которых такого стула не было, бегали с маленькими ящиками и раскладными скамеечками вокруг площади, как хищные зверьки, набрасываясь на любого прохожего, чья обувь не была начищена до зеркального блеска. Усаживался ли он на одну из бесчисленных скамеек под деревьями или прохаживался по площади, к нему без конца приставали. Выходит, даже чистильщикам сапог ох как трудно найти работу, а ведь по сравнению с Доббсом они все равно что капиталисты, ибо их орудия труда стоили никак не меньше трех песо.

Но даже обладай Доббс тремя песо, чистильщиком ему бы не стать. Здесь, где столько местных, нет. Ни разу ни один белый не попытался чистить обувь на улице. Чего не было, того не было. Белого, голодного и в немыслимом рванье сидящего на скамейке, белого, который клянчит милостыню у других белых, белого, совершившего даже кражу со взломом, другие белые не презирают. Но если он чистит кому-то сапоги на улице, или попрошайничает у индейцев, или подтаскивает ведрами воду со льдом и продает ее — такой белый в их глазах куда ничтожнее самого грязного аборигена, ему только и остается, что сдохнуть с голоду. Ни один белый его услугами не воспользуется, а небелые будут считать его потерявшим всякий стыд и совесть конкурентом.

На высокий металлический стул на углу площади уселся господин в белом костюме, и чистильщик склонился над его коричневыми туфлями. Доббс поднялся, медленно поплелся в ту сторону и, приблизившись к господину в белом, что-то негромко проговорил. Тот, почти не поднимая глаз, полез в карман брюк, достал один песо и протянул Доббсу.

Какое-то мгновение Доббс простоял в нерешительности, а затем вернулся на свое место на скамейке. Он ни на что не рассчитывал, в лучшем случае на десять сентаво. Теперь же его рука ласкала в кармане приятную на ощупь монету. На что ее потратить? На обед и ужин, или на два обеда, или на десять пачек сигарет «Артистас», или на пять стаканов кофе с молоком и французской булочкой?

Несколько погодя он окончательно распрощался со скамейкой и зашагал в сторону гостиницы «Осо-негро», это всего в нескольких кварталах от площади. Собственно говоря, гостиница была всего лишь «каса де уэспедес», то есть ночлежкой. Правое крыло здания, выходящего на улицу, занимал магазин, в котором продавались обувь, рубашки, мыло, дамское белье и музыкальные инструменты; в другом крыле — магазин с пружинными матрасами, шезлонгами и фотоаппаратурой. Между этими двумя магазинами — широкий сквозной подъезд, ведущий во двор. А во дворе стояли --">