Жан-Кристоф Руфин - Кругосветное путешествие короля Соболя

Декларации независимости? Кто создал первую почтовую службу, пожарные части, крупные газеты и вообще свободную прессу? И кто почти одиннадцать лет представлял едва родившиеся Соединенные Штаты у французов? Однако к тому времени, когда он вернулся, интриганы уже поделили между собой власть и на его долю не пришлось ни серьезного поста, на что он имел полное право, ни каких-либо почестей. Разве он не заслужил, чтобы к нему прислушивались и следовали его пожеланиям, да только кто на это пойдет?

Дверь приоткрылась. Секретарь просунул голову:

– Вы готовы, сударь?

Бенджамин Франклин пробурчал «нет», с трудом обошел кресло и рухнул в него, постанывая от боли.

– Кто там сегодня, Ричард?

Старый слуга, привыкший за столько лет справляться с дурным настроением своего господина, спокойно взглянул на список, который держал в руке:

– Записано двенадцать. Но на улице еще человек тридцать. Если вам будет угодно.

– К черту! Дай сюда бумажку.

Старик нацепил на нос бифокальные очки – еще одно его изобретение, причем единственное, служившее ему до сих пор, а на молниеотвод ему теперь наплевать…^[4] Пробежал список, бормоча имена себе под нос. Все эти Льюисы, Дэвисы и Кеннеди были ему слишком хорошо знакомы, даже если никого из них он никогда не встречал.

– Надо же! – заметил он, ткнув костистым пальцем в середину списка. – Граф Август и графиня А. Что еще за парочка? Ее действительно зовут А., эту графиню?

Ричард наклонил голову. Он был маленький и упитанный, и подобная поза делала его похожим на послушного пса.

– Вы же знаете, сударь, у меня трудности с иностранными словами. Эти двое прибыли из Европы, и я не очень разобрал их фамилии. Там что-то вроде «ски» на конце.

– И поэтому ты записал не фамилии, а имена?

– Только у мужчины, сударь. А у дамы и имя какое-то непонятное.

Слово «Европа» разбудило Франклина. С самого возвращения его грызла такая ностальгия по этому континенту, что любое напоминание о нем не было лишено притягательности.

– Говоришь, они из Европы… А откуда именно?

– Из Парижа.

Старый ученый вытаращил глаза. В сущности, из всей Европы только Париж имел для него значение, именно там он познал триумф, счастье, надо ли говорить, что и любовь?

– Из Парижа! Я их уже видел?

– Они утверждают, что да. Точнее, они говорят, что вы встречались, но, вполне возможно, вы их не вспомните. Особенно дама настаивает, что…

Франклин разволновался. Он не знал, что думать. Сама мысль повидаться с людьми из Парижа была величайшим счастьем, какого он только мог себе пожелать. А если он уже встречался там с этой дамой, тем лучше. Но зачем же она явилась с мужем?

– Чего они хотят? Они сказали? Тебе не показалось, что у них… недобрые намерения?

Ричард пожевал губами:

– Вовсе нет! Напротив! Они горят нетерпением увидеть вас и предвкушают радость встречи.

Тайна сгущалась, и Франклину это нравилось. Что может быть лучше в его возрасте, чем сюрпризы и хорошо рассказанные истории?..

– Отошли всех остальных! Пусть приходят завтра или отправляются в преисподнюю. И пригласи ко мне этого графа Августа и даму, с которой я, похоже, знаком.

– Слушаюсь, сударь.

Бенджамин Франклин снял очки. Стряхнул крошки с костюма и одернул полы сюртука. Потом пригладил и заправил за уши то, что осталось у него от волос, по-прежнему длинных. Интересно, какой мгновенный эффект возымело слово «Париж»: он выпрямился и озаботился своей внешностью, увы, не питая ни малейших иллюзий насчет привлекательности своего бедного, почти обездвиженного тела. Неважно, ведь речь пойдет о временах, когда все эти немощи его еще не преследовали.

Ричард снова распахнул дверь, на этот раз настежь, и пригласил чету. Мужчина и женщина шли в ногу, она чуть впереди. Он приобнимал ее за талию, но весьма сдержанно. Это был естественный, привычный и ласковый жест.

Оба они были довольно высокого роста. Он казался немного старше, но едва ли достиг сорока лет. Она выглядела очень юной, но ступала с уверенностью зрелой, состоявшейся женщины.

Бенджамин Франклин сначала оглядел их вместе – настолько пара, которую они составляли, преображала их индивидуальные черты, наделяя обоих неким общим обаянием. Потом они устроились каждый в своем кресле, которые пододвинул им Ричард, и Франклин смог рассмотреть их по отдельности. У графа Августа было загорелое лицо, очень мягкие синие глаза и светлые, коротко стриженные волосы,

--">