Михаил Иванович Демиденко - За Великой стеной

класс представляет активную силу, способную противостоять националистическому угару»^[5]. Но в КПК, в ее руководстве уже в первые годы были сильны мелкобуржуазные элементы и непролетарская идеология. Интересно, что в свое время, по крайней мере на словах признавая непролетарский состав партии, Мао Цзэ-дун писал, что выходцы из мелкой буржуазии в рядах партии зачастую представляли собой «рядящихся в марксистско-ленинскую тогу либералов, реформистов, анархистов, бланкистов и т. д.». При этом он умалчивал, что скрывал он сам под такой тогой в те годы, но его другие признания и ранние работы позволяют судить, что молодой Мао по взглядам ближе всего был к анархистам.

Разумеется, в Компартии Китая были люди, такие, как Ли Да-чжао, Цюй Цю-бо, Чжан Тай-лэй и другие, последовательно отстаивавшие принципы пролетарского интернационализма, отдававшие себе отчет в том, какой опасностью является националистический уклон в условиях, когда рабочий класс в стране еще крайне малочислен, а крестьянская стихия представляет огромную силу. Задача преодоления ханьского (то есть китайского) шовинизма, великодержавных пережитков, задача воспитания коммунистов в духе пролетарского интернационализма стала одной из важнейших и, возможно, одной из наиболее трудных из тех, что стояли перед КПК.

Но как раз эту задачу не сумела выполнить КПК, как не сумела она даже в лице лучших своих представителей организовать серьезную борьбу против великодержавного шовинизма. И хотя время от времени общие заявления об угрозе националистических настроений делались на страницах партийной печати, но практически все сводилось к абстрактным рассуждениям, а после 1956 года и они полностью исчезли.

В то же время внутри КПК уже с первых лет ее существования активно действовали люди, подобны: Мао Цзэ-дуну, у которых национализм составлял важнейшую и определяющую черту их мировоззрения.

Эти люди, многие из которых входили в состав руководства партии, не только не воздвигали преграды националистическим настроениям, но, наоборот, сознательно культивировали национализм и шовинизм, спекулировали на национальных чувствах китайского народа, подогревая их пропагандой все той же «исключительности» китайцев.

Отражением националистических настроений среди руководства КПК явилась распространенная еще в первые годы существования партии идея о «мессианской роли» Китая (позднее она вновь проявилась во взглядах на китайскую революцию как на центр мировой революции). В середине 20-х годов группа работников КПК (впоследствии они были разоблачены как троцкисты) проповедовала, что центром мирового революционного движения после Октябрьской революции должен стать Китай. В статье, написанной одним из членов этой группы и опубликованной в партийном журнале, утверждалось, например, что «китайский пролетариат получит возможность играть главную роль в мировой революции».

Другой уклон ярко выраженного националистического толка возник в конце 20-х годов в КПК в виде платформы Ли Ли-саня, которую поддерживал и Мао Цзэ-дун. Суть ее сводилась к тому, что Китай был центром мировых событий, а китайская революция — «главным столбом мировой революции». Ради ускорения победы революции в Китае лилисаневцы готовы были принести в жертву и Советский Союз, и революционные отряды в других странах, призывая их развязать мировую войну.

Как в «мессианстве», так и в авантюристической линии Ли Ли-саня национальная ограниченность, национальный эгоизм, свойственные мелкобуржуазной идеологии, проявились совершенно недвусмысленно. И хотя некоторые слишком одиозные представители этих течений подвергались формальному осуждению в КПК, влияние их не только не ослабло, но усилилось в последующие годы.

Националистические извращения, даже если их пытались замаскировать от внешнего мира (а теперь ясно, что именно так и поступали Мао Цзэ-дун и его группа), проявлялись и позднее. В 30-е годы они выразились, в частности, в неверном, антиленинском толковании «узлового противоречия эпохи». Мао Цзэ-дун полагал в то время, что основным противоречием являлось не противоречие между Советским Союзом и капиталистическим миром, а противоречие между Китаем и Японией. В этом противопоставлении отчетливо проявилась национальная ограниченность, свойственная некоторым лидерам КПК; вместе с тем постановка вопроса об «узловом противоречии эпохи» и его интерпретация в --">