Олег Гончаров - Неизвестная. Книга первая

лежащем на резной этажерке, всполохом мелькнуло отражение — давно небритое, исковерканное неверным светом лицо. Он узнал в образине себя и поморщился. Но тут заметил на зеркале полоску белого порошка, бегущую по идеальной стеклянной поверхности, а рядом — тонкую серебряную трубочку, и все забылось.

— Неужто вчера оставили? — мелькнула мысль.

Он секунду замешкался, решая, как бы в одной руке удержать и спичку, и трубочку. Понял, что это невозможно, нагнулся, резко втянул носом «дар индейских богов» и сразу почувствовал, как в ноздрях что-то взорвалось холодом и радужные пузырьки побежали по телу, по лицу, по векам, по ушам, собрались в тугой узел возле затылка и ринулись сквозь черепную коробку в самые потаенные уголки мозга.

— Ай! — вскрикнул бывший штабс-капитан, роняя догоревшую до пальцев спичку.

Комната вновь погрузилась в ночь. Что-то забормотала во сне Дуська, а постылый ветер громыхнул по крыше оторванным кровельным листом. И бывшему лейб-гвардии штабс-капитану все стало так просто и ясно, что он невольно улыбнулся этой ночи и этому миру.

Он зажег новую спичку и бросил равнодушный взгляд на пышнотелую деваху, раскинувшуюся по штабс-капитановой кровати. Как был — босой, в мятой исподней рубахе и галифе, — пошел в ванную комнату, прикрыв за собой дверь спальни. Спичка потухла на полпути. Но свет ему был не особенно нужен. Он прожил на этой квартире уже столько лет, что не мог заблудиться даже в темноте.

В ванной было немного теплей, чем в нумере, и хотя выложенные майоликой стены на ощупь казались холодными, пол из армянского туфа приятно грел ступни. Дверь за ним закрылась. Он оказался в кромешном мраке, постоял так немного, потом выдернул из кармана галифе маленький дамский браунинг, сунул ствол в рот и нажал на спусковой крючок.

Раздался громкий щелчок и… больше ничего.

Он постоял пару мгновений с пистолетом во рту, потом со злостью отшвырнул предателя, и тот со скрежетом залетел под большую чугунную ванну, стукнулся о литую ножку и затих.

— Вот ведь говно… — выдохнул бывший лейб-гвардии штабс-капитан и засмеялся.

*****

А патруль упрямо прорывался сквозь петроградскую вьюгу. Даже бравый матросик и тот сгорбился под очередным бешеным порывом ветра и уже не вспоминал ни Колчака, ни загадочный «норд».

Наконец совсем заледеневшие, мало похожие на людей, они остановились у избитого вьюгой меблированного доходного дома.

— Тута? — простонал с надеждой один из солдат.

— Тут, — просипел в ответ отважный покоритель северных льдов. — Парадная заколочена. Айда через черный… — махнул он в сторону подворотни.

И через миг на першпективе уже не было никого. И ветру стало скучно.

Тихо скрипнула дверь черного хода, люди торопливо втиснулись в теплое чрево доходного дома. На лестнице тускло горела лампочка, а чугунная батарея исходила жаром. Один из солдат подлетел к ней, присел на корточки, громыхнув винтовкой, привалился спиной к раскаленным ребрам и застонал то ли от удовольствия, то ли от боли.

— Тут будь, — сказал ему морячок. — Никого не выпускать и…

— Никого не впускать, — хрипло закончил солдатик давно заученный приказ и оскалился щербатым ртом.

— Вот-вот, — кивнул морячок, увидел как от промерзшей шинели солдатика повалил пар, зябко поежился и повернулся ко второму служивому:

— Митроха, за мной…

Митроха помялся, зыркнул на морячка недобро, но винтовку с плеча сдернул.

Морячок бодро взлетел на пролет лестницы, а солдат заковылял по ступеням, опираясь о приклад винтовки, словно о посох.

На площадке была всего одна дверь — добротная, обитая ватином и хорошей кожей, с фигурными медными гвоздиками, изящной витой ручкой и отполированной посеребренной табличкой:

«г-н Степанъ Евграфович Околесинъ»…

…и чуть ниже:

«Дворникъ»

Под табличкой была аккуратно прибита медная стрелка с гравировкой «Крутить для вызова!», которая указывала на барашки звонка.

Морячок крутанул. Потом еще раз. И еще.

— Ни черта не слышно!

— А может, звонок сломатый, — тихо изрек Митроха и подул на замерзшие пальцы.

— Это навряд ли… впрочем, — и морячок уже занес кулак, чтобы стукнуть им в посеребренную табличку, но тут за дверью послышалось — «И кто тама?» — приглушенно, но вполне отчетливо.

— ЧК! — рявкнул Митроха так, что моряк даже подпрыгнул от неожиданности. — Вызывали?

— Ну, наконец-то… — в замке мягко --">