Николай Тимофеевич Великанов - Схватка в западне

тридцать пять, сорок. К сумеркам, если не спеша, в самый раз приспеть можно. Хорошо бы обойти Серебровскую безлунно. Вот только округу тамошнюю надо как свои пять пальцев знать. А в сотне — ни одного серебровца. Проводника сыскать бы хорошего.

Из штаба Тулагин забежал в санитарный взвод проститься с Любушкой. Кто знает, как сложится рейд сотни во вражеском тылу. Вообще-то Тимофей везучий. Ему не впервой водить ребят на рисковое дело. Всяко, конечно, бывало, но пока и он, и его люди удачливо справлялись со всеми задачами.

Любушка встретила Тимофея встревоженным взглядом. В горячее время он редко к ней наведывался. И то, как правило, перед уходом на очередное задание. Сейчас по чрезмерно сбитой на затылок фуражке и по суженным щелкам глаз мужа она поняла безошибочно: опять куда-то собрался.

— Надолго? — вздрогнули в робком вопросе ее обветренные губы.

— Что ты, глупенькая, так с лица сменилась? — заговорил Тимофей ласково, успокоительно. — Да никуда я далеко от тебя не уеду. Мы мигом в Серебровскую и — назад.

— Боязно мне, когда ты отлучаешься. Чего-то нехорошее предчувствую.

Любушка ждала ребенка, была уже на седьмом месяце. Носила она незаметно, и только в последние дни ее стали выдавать появившаяся на лице очевидная бледность и довольно быстро добреющая фигура. Характером она не менялась, раздражительности, как это нередко бывает у беременных женщин, у нее не появилось, но по мере приближения родов ее стало беспокоить усиливающееся необъяснимое волнение за Тимофея.

При встречах с Любушкой Тимофей старался быть предупредительным, мягким, нежным. В нем жило, росло, с каждым днем становилось необыкновенно светлым и возвышенным чувство отцовства. От сознания, что его восемнадцатилетняя жена скоро будет матерью, что у них появится сын (они оба верили, родится казак), он ощутил вдруг, как пробуждается в нем какой-то новый взгляд на нынешнюю жизнь. Тимофей теперь воспринимал все происходящее вокруг с позиции будущего. Как оно сложится для него, для его семьи, для семей его товарищей? Совсем недавно думалось, что с тревогами, боями и кровью покончено. После победного штурма Красной гвардией Тавын-Тологоя семеновцы, казалось, навсегда ушли в Маньчжурию. Но вот снова каша заваривается. С запада белочехи идут, взяли Верхнеудинск, на подходе к Чите уже. И Семенов опять перешел границу, захватил пол-области. Десятки станций, сел и станиц объявлены им «свободными от Советов».

В последние дни Тимофей все чаще подумывал о том, чтобы оставить Любушку в каком-нибудь тихом поселке у добрых людей. Спокойно бы там доносила и разродилась благополучно. Однажды он высказал ей свою мысль. Так где там! И слушать не захотела: «Пусть на подводе рожу, но чтоб с тобой рядышком».

Расставаясь с женой, Тимофей, как никогда раньше, почувствовал в этот раз особенно обостренно подкатившееся к сердцу волнение.

— Ну ты, Любушка, это… не переживай тут. — С неумелой нежностью гладил он ее большой грубой рукой по русой голове, как маленькую девочку. — Я для тебя медом или пряником с изюмом, может, разживусь в Серебровской…

— Ничего не выдумывай. — Любушка прильнула к запыленному, отдающему дымом и потом Тимофееву френчу. — Целым бы вернулся.

— Вернется целым, — подошла Настя-сестрица — так ласково называли бойцы сестру милосердия черноглазую гуранку Анастасию Церенову за мягкость нрава, душевную доброту к красногвардейцам.

Она легонько отстранила от Тимофея дрожащие руки Любушки, сказала мягко:

— Посмотри, каков сокол твой муж-красавец! Как такой не вернется? Такой не может не вернуться к своей голубке.

О Цереновой мало что знали в полку. Говорили, привел ее по весне с собой казак-фронтовик. Муж или возлюбленный — никому не объяснялся. В первом бою с семеновцами погиб геройской смертью. На похоронах сильно убивалась по нему Анастасия. Думали, не сможет после этого дальше санитарничать в полку. Но отошла, пережила утрату, осталась, как прежде, ухаживать за ранеными.

Любушка, когда пришла в санвзвод, как-то легко и быстро сошлась с Анастасией. Церенова была старше ее почти лет на десять, тем не менее этой разницы в возрасте между ними не чувствовалось. Они крепко сдружились.

Простившись с Любушкой, Тулагин наскоро поднял сотню, довел до бойцов задание и с обеда — вперед шагом — марш. У Серебровской сотня появилась с сумерками. Тимофей послал в станицу своего друга и однополчанина --">