Николай Николаевич Панов (Дир Туманный) - В океане. Повесть

И Жуков обиженно сдвинул густые жесткие брови, вскинул бинокль, вновь стал всматриваться в море и небо… Стало быть, по-прежнему Калядин будет сторониться его, отмалчиваться, вести только строго служебный разговор…

Кончается трудная походная вахта. В такие минуты приятное ожидание заслуженного отдыха обычно охватывало Леонида, помогало еще зорче вглядываться в даль, отчетливее докладывать об увиденном. Проходя мимо Калядина, любил обменяться со старшиной, с полуслова понимавшим его, каким-нибудь соображением, шуткой, улыбкой.

Но сегодня радостное чувство подменила легкая грусть, как бы предчувствие неизбежной потери.

Размолвка с Калядиным началась несколько дней назад, когда, сбежав в кубрик по трапу, Жуков увидел старшину склонившимся над листом бумаги. Калядин поднял веснушчатое, с облупленным широким носом лицо.

- Вот пишу…

Он не договорил, но Жуков и так знал, что пишет Калядин. Рапорт об оставлении на сверхсрочную. Приближался срок увольнения в запас, того увольнения, о котором в военное время, как о чем-то необычно прекрасном, частенько мечтали друзья. И вдруг в мирные дни Калядин круто переменил решение, стал думать о сверхсрочной, уговаривать друга подать рапорт.

- Корабль оставить не могу, понимаешь. Чем ближе подходит время разлуки с ним, тем больше чувствую - не могу. Останемся, а, Леня? И докладные подадим вместе… Потом учиться на офицеров пойдем.

Это решение друга потрясло Леонида.

Уже успел привыкнуть к мысли, что скоро конец военной службе. Хорошо повоевали, пора отдохнуть. Он представлял себе день, когда, проснувшись еще до побудки, они с Калядиным увяжут в последний раз свои койки, переложат вещи из рундуков в штатские чемоданы, еще раз окинут взглядом знакомый до любой мелочи кубрик, а позже, выправив документы, вместе пройдут по палубе к трапу на стенку.

Но сейчас главное даже не в этом. Сейчас он думал не только о себе, он думал о Клаве.

Пожалуй, сам по себе и не стал бы мечтать о расставании с флотом. Разве меньше Калядина любил он море, корабль? Но здесь замешивалось особое деликатное дело. Нет, нужно, нужно уговорить друга.

- Смотри, Миша, подашь докладную - обратно ее не возьмешь, - сказал он тогда в кубрике. - Выбор судьбы. Легко на это смотреть нельзя.

- А кто легко смотрит? - Калядин старательно выводил очередное слово рапорта. - Я к делу политически подхожу. Могучий океанский флот нам нужен? Факт! Кадры нужны? - Калядин любил говорить немного по-книжному, и выходило у него очень убедительно,

- Кадры сейчас в мирном строительстве нужнее, - запальчиво сказал Жуков. - На производстве, в колхозах нас ждут. Ведь вместе хотели мы с тобой… Дружбу не ломать нашу…

- А вот и не ломай. Останемся на корабле, чудесное дело. Хорошо тебе на корабле? Хорошо! Дело свое любишь? Любишь! А ты еще гребец замечательный, под парусами мастер пройтись. Морской талант. А на сушу уходить хочешь!

Коренастый, крепко сбитый, Калядин говорил так просто и рассудительно, что действительно подумалось - не подберешь возражений…

Жуков задумчиво вынул расческу, стал приглаживать чуть курчавые волосы, - собирался с мыслями для ответа.

- У меня, Миша, особая есть причина…

- Эту твою причину я насквозь вижу, - с обидной категоричностью отрубил Калядин. - У нее нахальные глаза и родинка на левой щеке. Уж если заговорили о ней, прямо скажу - не для матроса она… У нее на уме офицеры… Один имеет интерес - мужа посолиднее затралить.

- Нет, ты о ней так не говори, - раздельно произнес Жуков. - Оскорблять ее не имеешь права.

Он стоял, положив руку на койку, - рослый, худощавый, с развернутой ладной грудью. От негодования сильней заблестели полные мягкого черного блеска глаза. «Такого и вправду каждая полюбить может», - подумал Калядин, мельком взглянув на друга.

- Ты, Леонид, не обижайся… Брось… Может, и не такая она. Только, если точно тебя любит - сделает по-твоему.

- Нет, я ей обещал, - твердо сказал Жуков. - Да и нехорошо ей здесь… на такой работе. Уж все обговорили. Как поедем в Медынск, где поселимся…

- Ну так поезжайте… А лучше вот что, - Калядин поднял от бумаги свои честные, хорошие глаза. - Скажи ей прямо и твердо, что передумал ты, новое решение принял. Из ресторана она может уйти, учиться поехать… Ей полезно кругозор свой раздвинуть.