Оксана Борисовна Демченко - Карты четырех царств.

потянулся, и носок его башмака упёрся в свёрнутую куртку.

— Обуза! — прошипел Ан, точно зная: волосы полыхнули багрянцем ярости.

Он почти забыл… В свёртке чужой куртки покоится младенец, девочка. Ей бы умереть по весне, но упрямая дышит, пусть и реже обычного человека раз в десять. Вот сердце шевельнулось, снова замерло… Проклятущий Клог взял на себя несвободу графа Рэкста. Взамен ввёл условие: ребёнка нельзя отдать на воспитание!

— Я припомню тебе это, дождись, — прошелестел вервр, пнул врага в бок и нехотя подтянул ближе свёрток с ребёнком.

Теперь он окончательно принял свою казнь: безвластие, обузу и слепоту. Может, это и неплохо — не видеть ни обузу, ни иных людишек? Вервр зевнул, на губах проявилась усмешка, знакомая всем в свите графа Рэкста. Откуда бы людишкам знать её смысл? Ультразвука они не слышат, приборов в этом убогом мирке нет… Отосланный в ночь писк вернулся, прорисовал в сознании ближний лес, пустой от врагов и угроз. Вервр оскалился ещё раз, уточняя тропу. Конечно, без привычного зрения первое время двигаться будет менее удобно. Но, рассуждал, Ан, потеря глаз не так опасна, как утрата слуха или чутья височных и наушных рецепторов — тепловых и иных.

Вервр взрыкнул, выдрал из дуба крупный клок волокон, ещё пахнущих летним соком. Сила при нем! Нехотя, помня об избранной Клогом казни, вервр нащупал куртку с ребёнком и сгрёб, чтобы тащить, как мешок. Касаться прохладного тельца было неприятно. Как и думать о том, что это существо придётся терпеть рядом целых семнадцать лет. Вервр нацелился шагать к опушке, но напоследок замер, принюхиваясь к сонму неосознанных переживаний, терзающих врага даже в обмороке.

— Клог хэш Ул, теперь у меня есть причина, чтобы покарать тебя. Я выращу девчонку, и тогда стану твоим палачом, законно. Я исполню свой план ликвидации людишек и бессмерти, убив тебя во вратах миров! — прошелестел вервр, заинтересованно улыбаясь. — Позже, чем хотел… Но разве для нас время имеет значение? Постарайся выжить. Ты отныне — мой. И ты не Тосэн, чтобы я снова прощал. Ненавижу понятие «наследник»… в тебе есть сходство с ним, и ты вдвойне виновен из-за своего преступного сходства.

Вервр отвернулся и заскользил по лесу, безошибочно уклоняясь от низких веток, перепрыгивая поваленные деревья и огибая овраги. В кармане нашёлся платок, и вервр стер кровь с лица, порычал ругательно — и ускорил бег.

Осень сошла с ума. Ветер рылся в лесу, как гончая в кроличьей норе. Листья то кружились, то хлестали в лицо и царапали кожу, то норовили со спины навалиться всем ворохом, подмять… Ветер мешал понимать лес, заставлял вервра острее сожалеть о временно утраченном зрении.

От опушки Ан побежал в полную силу, желая одолеть брод до начала дождя. Не успел: иглы льдинок ударили в лицо, когда он был на самом глубоком месте, по грудь в воде, и боролся с сильным течением. Вервр зарычал, в несколько прыжков миновал стремнину, метнулся к берегу — и разобрал хруст неблизкой молнии. Он был бес и он был рядом. Один во всем мире он проследил, как для упрямого врага приоткрылась щель в ткани мира. Как снова срослась плоть мироздания, надолго сделав Ула недоступным для мести… А заодно отрезанным от любой помощи, от всего знакомого и привычного.

Ветер дичал и дичал, выл зимней стаей, кусал тело, стынущее в мокрой насквозь одежде. Первый за осень ледяной дождь облеплял все, устранял различия теплоты и холода. Ветер ревел и ярился.

Ан упрямо брёл, все хуже понимая окружающий мир. Враг посоветовал идти в дом у дороги, на отшибе, вне села. Сперва вервр не собирался принимать словесную подачку мерзавца, возомнившего себя наследником Тосэна. Но слепота в гомоне ветра, но ледяная корка одежды, но беспомощность младенца, которого надо вырастить во что бы то ни стало…

Он едва смог заметить дом. Он добрел до низкой двери и привалился к ней, хрипло дыша и даже не взрыкивая — лишь поскуливая. Он давно тащил куртку, как куль, и не сомневался: всё кончено. Второй раз за ничтожную жизнь высохшая девочка пересекла реку смерти, и теперь — бесповоротно.

Когда дверь поддалась, вервр провалился в тёплую затхлость сеней, не помня себя. Он даже не удивился тому, что дверь открыли! Всю дорогу от леса и именно в это он не верил. Когда нет денег и власти приказать — кто разберёт твой крик отчаяния? Кто согласится отворить дверь, кто впустит в дом беды… и ничего, кроме них.

Вервр рухнул на колени — и --">