Андрей Дмитриевич Иркутов , Владимир Всеволодович Веревкин - А.А.А.Е.

надо, когда все вот в этих двух, простых и ярких:

— Мы, комсомольцы!

Давай, капитан, команду! Отчаливай, судно! Уплывай, родной берег! Мы, комсомольцы, всегда найдем дорогу назад.

— Ура!

IV

— Ребята! Никак Фоксик!

— Да что ты?

— Ей-ей. Смотри, смотри!

— Так и есть, Фоксик!

Под ногами столпившихся на берегу провожатых заметался песик. Маленький, черно-белый, с обрубленным хвостиком и настороженными ушами. Присел на минуту. Покрутил мордочкой. Потянул носом. И… решительно прыгнул в воду.

Его забыли! Маленькое собачье сердце не могло снести этой обиды. Его забыли.

Разве он не был любимцем всех? Разве он не научился танцевать на задних лапах? Разве не умел он прямо с земли прыгать на плечо Виктора? Разве не делал он свое собачье дело со всем пылом своей собачьей юности?

И вот, его забыли!

Лучше утопиться, чем снести такую обиду. А какая холодная вода!

V

— Товарищ капитан!

— Ну?

— Прикажите спустить шлюпку.

— В чем дело?

— Там, за бортом.

— Человек?

— Фоксик, товарищ капитан!

Шлюпка через секунду была на воде. Гребли на славу, хвастая своим искусством перед наблюдавшими с берега провожатыми.

Раз-два! Раз-два!

Четко опускались весла на тихую поверхность канала и белыми чайками взмывали кверху.

— Де-ержись, Фоо-оксик.

Фоксик держался. Он яростно работал лапами, фыркал, крутил головой, но плыл, плыл вперед. Расстояние между ним и шлюпкой все уменьшалось.

— Ребята! Доплывет или нет?

— Доплывет.

— Он словно уставать стал?

— И то, устает.

— Навались-ка дружней!

И в ту самую минуту, когда бедный пес, выбившись из сил, приготовился раз навсегда нырнуть под воду, чья-то рука схватила его за шиворот, подняла на воздух и опустила на теплые сухие колени. На берегу прогремело «ура» в честь этого первого подвига моряков.

К вечеру миновали Кронштадт. Проделали весь полагающийся отходящему судну ритуал и, рассекая волны Финского залива, двинулись вперед, твердо зная, что там, впереди — море.

Правда, море — Балтийское, серое, тяжело-свинцовое, мало сулящее радости и удовольствий тому, кто доверятся его хмурым волнам.

Но, все-таки, море!

Свободный от работы Виктор стоял, держась руками за перила борта. Слегка покачивало и набегавший ветер обещал свежую ночь. На горизонте медленно садился на волны огромный огненный шар. Залюбовавшись картиной заката, Виктор не заметил, как бегавший по незнакомой ему палубе Фокс вспрыгнул па плечо своего друга.

— Это ты, Фоксик? — улыбнулся Виктор.

Фокс, как бы отвечая, махнул куцым хвостом и лизнул Виктора теплым шершавым языком.

Если читатель хочет узнать, как выглядит Виктор, то сейчас самый подходящий для этого момент.

Первый и последний раз Виктор стоит спокойно, ничего но делая. В дальнейшем, волею авторов, он на всем протяжении романа будет двигаться, суетиться, лазать, бегать, плавать, прыгать и т. д. В этом непрерывном движении вы не сумеете определить, какого он роста, не сможете уловить цвета его глаз. Делайте это сейчас, пока не поздно.

Рост — 6 футов, 2 с половиной дюйма.

Вес — 3 пуда 15 фунтов.

Волосы — каштановые.

Глаза — карие.

Черты лица правильные.

Чуть заметная родинка на левой щеке.

Имя — Виктор. Фамилия… а, впрочем, так мы до вечера не кончим. Какое вам дело до его фамилии? Просто:

Товарищ Виктор.

Несколько минут Виктор стоял, глядя назад, туда, где едва заметной полоской маячили очертания Кронштадта. Потом поправил матросскую бескозырку, глубоко вдохнул соленый влажный воздух и, повернувшись на носках, впился глазами в беспредельный горизонт.

Здравствуй, море!

VI

— Пора, Женя!

— Ах, Верка, да отстань ты!

— Говорю, пора! Все давно ушли. Скоро последний пароход.

— Ах, да не лезь!

Девушка в красном платочке, из-под которого выбивались пряди золотистых волос, отмахнулась от назойливой подруги.

— Хоть куртку-то застегни, — не отставала та. — Холодно!

С моря тянуло пронизывающей сыростью.

— Ладно, застегнула уже.

И Женя сердито запахнула кожаную куртку. На левой стороне груди сверкнул в лучах заходящего солнца портрет Ильича. Лучи солнца окрасили его красным.

— И что сидеть? — не унималась другая. — И знакомых-то никого у тебя нет на «Товарище». А ты…

— Не понимаешь ты ничего, Верка.

Девушка с портретом Ильича на груди встала.

— Не --">