Збигнев Домино - Блуждающие огни

свидетельствовали слегка раздвинутые занавески в окошках, выглядывавшие из-за углов хат головы.

Двор Годзялко стоял на другом конце деревни. Среди соседних дворов он ничем не выделялся, может быть, только тем, что окружавший его сад был побольше и более ухожен, чем другие. Видимо, хозяин любил свой сад, заботился о нем. У дома, сбившись в кучу, стояли несколько человек. Увидев спрыгивающих с машины солдат, крестьяне молча сняли мацеювки — характерные для этих мест фуражки с длинными блестящими козырьками. Среди мужчин выделялся молодой парень, одетый в английскую военную форму. Он подошел к капитану как к старому знакомому и протянул руку:

— Привет, Элиашевич.

— Как дела, Кевлакис? Я слышал, ты здесь старостой?

— Да вот выбрали.

— Что скажешь о случившемся?

Кевлакис пожал плечами:

— Что я могу сказать? Сирот жалко, да и хозяйство пропадет.

— И все?

— А что тут еще можно сказать?

— Кто-нибудь видел их?

— Кого?

— Бандитов.

— Я не видел, и никто мне ничего не говорил.

— А что люди говорят?

— Сам их спроси. Боятся, вот ничего и не говорят.

Солдаты попросили посторонних разойтись. Сотрудники органов госбезопасности и милиционер приступили к тщательному осмотру двора и хаты, стараясь найти хоть какие-нибудь следы пребывания банды. Один из них, референт Грабик, подошел к Элиашевичу и отвел его в сторону. Боровец видел, как тот передал ему записку. Наверное, ту, о которой говорил мальчуган. Элиашевич вернулся и спросил Кевлакиса:

— Ты когда обо всем этом узнал?

— Час назад от соседки Годзялко. Она пошла к ним за чем-то, вошла в избу…

— Выстрелов не слышал?

— Я живу далеко отсюда.

— А люди?

— Сам их спроси. Мне никто ничего не говорил.

— Разумеется, спрошу. А почему ты не сообщил сразу об этом в милицию? Обязанностей старосты не знаешь, что ли?

— Знаю, поэтому и сообщил. Послал человека на велосипеде. Разве он не встретился вам по дороге?

— В хату Годзялко заходил?

— Заглядывал мельком.

— Мельком?

— Там уже нечего было делать.

— А мальчуган?

— Мы его вытащили из подпола.

— Значит, все же заходил.

— Лаз в подпол у самого порога.

— В избе никто ничего не трогал?

— При мне никто, а потом не знаю.

— Записки не видел?

— Какой еще записки?

— Обыкновенной, которую оставили бандиты. Вот этой. — Элиашевич вынул из кармана листок и помахал им перед глазами Кевлакиса. — Не видел?

— Нет, не видел.

— И не знаешь, что в ней написано?

— Раз не видел, то откуда же мне знать?

— А вообще-то ты, Кевлакис, что-то уж очень мало знаешь. Считаешь, наверное, что твоя хата с краю, так ведь?

Кевлакис промолчал, а Элиашевич сунул записку обратно в карман и добавил:

— Надо бы нам поговорить наедине. Ты не против?

— Воля твоя, Элиашевич, можем и поговорить.

— Поговорим, Кевлакис, только не здесь и не сейчас. Пойдем, подпоручник.

Боровец вслед за Элиашевичем вошел в хату. Глазам предстала жуткая картина: два трупа — мужчины и женщины — лежали на грязном полу в лужах запекшейся крови. Пятна крови были видны на стенах, на мебели и даже на потолке. Опрокинутые и поломанные стол, кровати, лавки — все наглядно свидетельствовало о том, что либо жильцы дома оказывали сопротивление, либо же в приступе злобы утварь расколотили бандиты. Мужчина лежал, уткнувшись лицом в пол, с вытянутыми вперед руками. На спине — кровавые раны от автоматной очереди. Разодранная одежда на обоих говорила о том, что, прежде чем убить, их нещадно истязали. Чуть подальше от двери лежала навзничь, широко раскинув руки, женщина. Одна нога у нее подвернулась, из-под полотняной ночной сорочки виднелся огромный синяк. В спертом воздухе слышно было жужжание мухи, которая вскоре уселась на открытом глазу женщины. Боровцу стало не по себе — ему показалось, что у трупа дрогнули веки, и в эту минуту он почувствовал, как его желудок выворачивает наизнанку. Он едва успел выбежать за порог. Командир отделения капрал Канюк отвел подпоручника за дом и принес ему ведро воды. Боровец вытер травой сапоги, привел в порядок перепачканный мундир, вымыл руки и ополоснул ледяной водой лицо. Капрал протянул ему фляжку с черным кофе. Боровец отпил несколько глотков и почувствовал себя лучше.

— Спасибо, капрал. Черт побери, ну и скрутило меня, — сказал он, стыдливо оправдываясь.

— Бывает, товарищ подпоручник.

— Что --">