Енё Рэйтё - Тайна алмазного берега

затворничеству: сидишь в камере-одиночке и размышляешь о всякой всячине. А уж тот, кому доводилось клеить бумажные пакеты, подтвердит, насколько располагает к раздумьям это занятие.

Вот так и заделался я странником, брожу по свету, проповедуя принципы мира и любви. Есть у меня свой свод заповедей, которых я неукоснительно придерживаюсь при любых обстоятельствах.

1. Избегай стычек и грубого насилия.

2. Не имей дела с задирами и склочниками.

3. Старайся воздействовать на ближних уговорами и увещеваниями.

4. Не ссылайся на очевидцев, свидетельства которых помогут тебе выкарабкаться, зато их самих упекут за решетку.

5. Не прибегай к лжесвидетельству, если не припечет.

6. Обходи стороной пьяных, тогда и к тебе не станут приставать, окажись ты в подпитии.

7. Не поддавайся тщеславию, не воображай себя умнее и лучше других.

8. Не воруй и не дерись по воскресеньям, остальных шести дней в неделю хватит на это с гаком…

Ну вот, пожалуй, и все обо мне, о моем прошлом, моем нраве и духовном облике. Надеюсь, вы поняли, что перед вами личность незаурядная.

3

Причиной всех бед оказался день именин моей матушки. Аккурат тогда я по милости жестокосердого капитана ошивался без работы в живописном городе Оране. Дело в том, что до этого я служил на трехмачтовике «Оторви и брось» помощником капитана по контрабанде спиртного. Капитан этот отличался беспримерной грубостью: чуть что – дубасил кулачищами, не разбирая куда бьет. В тот раз он обрушился на меня из-за какого-то пустяка, расквасил мне нос и вдобавок шандарахнул по башке складной лесенкой. Его хлебом не корми, дай только человека помучить. Насилу удалось оградить себя от дальнейших проявлений его жестокости, в результате чего этот зверюга окривел на один глаз. Но по ребрам я его не бил, они сами треснули, когда капитан по винтовой лестнице катился в трюм. Тут уж, извините, я ни при чем. На приличных судах принято закрывать люки крышкой.

После такого обмена мнениями, ясное дело, с корабля пришлось делать ноги, вот и очутился я среди красот Орана – без гроша и без документов: бюрократия, давний мой недруг, лишила меня этого важного для любого матроса приложения.

По счастью, кое-кто из моих дружков-приятелей и партнеров по бизнесу в данный момент пребывали на свободе и, будучи приверженцами античного искусства, обосновались на окраине Орана в цистерне-водосборнике, уцелевшей аж с времен древнего Карфагена. Эти подробности я узнал от Чурбана Хопкинса, когда мы с ним ненароком столкнулись у знакомого барыги. Чурбан Хопкинс был коренастый, плотный, но не толстый; в ходе давней дружеской размолвки ему заехали в физиономию чем-то тяжелым, отчего нос сплющился и приобрел вечно сияющий багровый оттенок. Хрипатый голос дополнял его симпатичный облик. Цилиндр он носил сдвинутым на затылок, курил подозрительно короткие сигары – явно подобранные чужие окурки, – а косолапости его мог бы позавидовать медведь.

Он первым засек меня в толпе и дружески хлопнул по плечу. Затем помог подняться и отряхнул с моей одежды пыль.

– Привет, Оковалок!

– Чурбан, дружище! – радостно возопил я. – Тебя послало мне само небо. У меня нет крыши над головой, а в кармане всего десять франков, которые я выручил за продажу капитановой штормовки.

– Не расстраивайся, парень, выше голову! – подбодрил он меня, как обычно громко и радушно. – Это горе не беда!

– Значит, я могу на тебя рассчитывать?

– Что за дурацкий вопрос! Друзья мы или нет?

– Итак?…

– Сперва пропьем твои десять франков, а там посмотрим. Топай за мной!

Вот это, я понимаю, друг – во имя дружбы готов пожертвовать последним. И джентльмен к тому же. Матросской службой он гнушался, деньгами разбрасывался с легкостью и был большим почитателем прекрасного пола. По роду занятий причислял себя к рантье и безостановочно странствовал по свету, поскольку некоему ретивому инспектору уголовной полиции втемяшилось рассылать во все края сведения о славном прошлом Хопкинса.

Мы пропили десять франков и двинулись к выходу.

– Не бери в голову! – утешил меня Хопкинс уже после того, как бармен не позволил нам удалиться через холодильник и направил в сторону двери. – Поселишься у меня, а там, глядишь, и дельце какое-нибудь сварганим.

– Послушай! – спохватился я. – Денежки пропили, а закусить забыли.

– Ни о чем не заботься, пока я с тобой. Вот что! Завалимся-ка мы к Турецкому Султану и у него перекусим.

В самых --">