Джек Лондон - Замужество Лит-Лит

схватил ружье, заряженное мелкой дробью и забытое там беспечным Мак Тейвишем.

Крадучись, выбрался Фокс из фактории и поспешил к реке. Карканья больше не было слышно, и, растянувшись в высокой траве, Фокс стал ждать. Душистая прохлада охватила его, после дневного жара дыхание земли нежило и успокаивало. Ночь укачала Фокса, он подложил руку под голову и сперва задремал, а потом крепко уснул.

А в пятидесяти ярдах, спиной к нему, опустив голову на колени, спал Снитшейн, тоже побежденный спокойствием ночи. Час спустя он проснулся и, даже не подняв головы, нарушил тишину хриплым, гортанным карканьем.

Фокс пробудился — не внезапно, сразу, как просыпается цивилизованный человек, но как дикарь, — переход к бодрствованию был стремительным и плавным. При тусклом ночном свете он разглядел в траве что-то темное, поднял ружье и прицелился. Ворон закричал снова, и он нажал курок. Мгновенно смолкли однообразное пение сверчков, перебранка куропаток, оборвался и замер в испуганной тиши крик ворона.

Джон Фокс кинулся вперед и схватил свою жертву. В руках у него оказались жесткие космы, и при свете звезд он увидел знакомое лицо. Он знал, как рассеивается дробь на расстоянии пятидесяти ярдов, и понял, что на плечах и спине Снитшейна живого места не осталось. И Снитшейн знал, что он знает, но об этом не было сказано ни слова.

— Ты что здесь делаешь?— спросил Фокс. — Сейчас самое время дать отдых старым костям.

Дробь жгла кожу, но чувство собственного достоинства не изменило Снитшейну.

— Старые кости не могут отдыхать, — мрачно ответствовал он. — Я оплакиваю мою дочь Лит-Лит, дочь моя живет, но она мертвая, и она прямым путем попадет в ад белого человека.

— Впредь оплакивай ее на том берегу, чтоб не слышно было в фактории, — сказал Джон Фокс, круто повернувшись, — а то ты плачешь так громко, что не даешь спать.

— Сердце мое разрывается, — возразил Снитшейн, — и дни мои и ночи черны от горя.

— Черны, как ворон, — сказал Джон Фокс.

— Черны, как ворон, — отозвался Снитшейн.

С тех пор с реки не доносится крик ворона. Лит-Лит день ото дня становится все солиднее, все почтеннее и очень счастлива. У сыновей Джона Фокса, мать которых покоится на дереве, появились сестры. Старый Снитшейн больше не показывается в фактории: долгими часами он тонким, старческим голосом клянет всех неблагодарных детей на свете, особенно свою дочь Лит-Лит. Последние годы вождя омрачены сознанием, что его обманули, и даже Джон Фокс перестал утверждать, будто он переплатил за Лит-Лит десять одеял и ружье.

--">