Роберт Ирвин Говард - Джентельмен с Медвежьей речки

Девчонок порой не поймешь, хоть тресни от раздумий. Безо всякой причины она вдруг взъярилась дикой кошкой, выхватила у меня ведро и заявила:

— Ах, вот даже как! Так послушай, Брекенридж Элкинс, что я тебе скажу!

Любой из моих братьев — даже самый младший — побьет тебя одной левой! И только посмей дотронуться до них хотя бы пальцем — я тебя так отделаю! К тому же, да будет тебе известно, меня дома дожидается один парень, который способен разукрасить тебя в свинцовый горошек еще до того, как ты схватишься за свою ржавую пушку!

— Я и не претендую на звание артиллериста, — говорю я ей примирительно. — Только бьюсь об заклад, что мой двоюродный брат Джек Гордон не уступит твоему приятелю ни в меткости, ни в скорости стрельбы.

— Твой брат! — скривилась она в усмешке. — Да ты понятия не имеешь, что это за человек! Он работает ковбоем на ранчо у Дикой речки, а у нас остановился пообедать на пути за новой партией скота. Если бы ты хоть одним глазом взглянул на него, то вмиг отучился бы задаваться. Что у тебя за душой? Старый мул, пара мокасин да одежда из оленьей шкуры!

— Какого черта, Глория! Далась тебе моя одежда! Она удобнее, чем из домотканого полотна, потому и ношу!

— Ха! — усмехнулась она на это. — Ты бы видел мистера Вилкинсона! Уж он-то не станет носить одежду из шкур или из домотканого полотна. Его одежда покупная! Вот он — настоящий джентльмен. Шпоры позолочены, а по верху голенищ сапог клепки звездочками! А еще красный платок вокруг шеи — говорит, шелковый. Почему бы и нет? В жизни не видела ничего красивее! А рубашка в красную, зеленую и желтую полоски, белая стетсоновская шляпа и шестизарядный кольт с рукояткой, усыпанной жемчугом! А лошадь! Настоящая красавица, и сбруя на ней такая, что тебе, чурбан неотесанный, и во сне не приснится!

— Да чтоб он пропал! — воскликнул я, в свою очередь заводясь. — Если этот твой мистер Вилкинсон такой распрекрасный, что же ты не выскочишь за него замуж? Черт возьми! Лучше бы мне было придержать язык! Ее глаза заметали молнии, в воздухе запахло грозой.

— А я и выскочу! — отрезала она. — Ты думаешь, что настоящий джентльмен не может сделать мне предложение? Так я докажу тебе! Я выйду за него замуж! — и немедленно!

И в гневе обрушив мне на голову ведро с водой, она умчалась вверх по тропе.

— Глория, подожди! — кричал я вслед. Но к тому времени, когда я протер глаза и вытащил из волос дубовые щепки, ее уже и след простыл.

Александр тоже куда-то запропал. Скорее всего, заслышав повышенные тона Глории, он отошел вниз по ручью, чтобы не мешать разговору. Александр был воспитанным мулом и, при первых признаках надвигающейся бури предпочитал, не мешкая, ретироваться, сохраняя при этом невозмутимое спокойствие. Я настиг его только через милю и, взобравшись в седло, вновь направил его копыта к дому Макгроу. В таком настроении у Глории хватило бы ума на что угодно, лишь бы только досадить мне, а она прекрасно знала, что нанесет мне смертельную рану, если выйдет замуж за этого ковбоя, чтоб ему провалиться! Она жестоко ошибалась, заподозрив, будто я считаю ее недостойной этого парня. Любой мужчина, в какую бы полоску ни была его рубашка, считался бы последним дураком, упусти он хоть малейшую возможность окрутить Глорию Макгроу.

Сердце у меня провалилось прямо в мокасины, когда мы, приблизились к группе ольховых деревьев — месту нашей последней ссоры. Мне кажется, она немного перебрала, описывая элегантность мистера Вилкинсона, но с другой стороны, как могла девушка, выросшая в нашей глуши, устоять перед трехцветной рубашкой и позолоченными шпорами? С ее слов выходило, что он и впрямь богач да к тому же красавчик. Свои шансы на успех, я оценивал весьма критически. Практически все, что я имел из одежды, находилось в данный момент на мне; я в глаза не видел рубашки, купленной в магазине, и уж, конечно, не имел такой даже на праздник. Я никак не мог решить, что мне делать: грохнуться ли на тропу и завыть кугуаром или же отправиться домой за ружьем и прихлопнуть мистера Вилкинсона, пока тот не успел натворить черных дел.

И вот, пока я так раздумывал, на тропинке вдруг снова показалась Глория.

Она неслась очертя голову, глаза выпучены, рот приоткрыт в испуге.

— Брекенридж! — выпалила она. — Ой, Брекенридж! Я, кажется, попалась!

— Ты это о чем? — спрашиваю.