Константин Александрович Костин - Гребите, черти, гребите!

значит девяносто градусов. А девяносто градусов – это как две бутылки водки с четвертью. Ровно литр и сто двадцать пять граммов.

Попугай возмущается:

– Пиастры? Пиастры?

Он-то уж думал, что сейчас вонзит свой плотоядный клюв в мягкую золотую плоть пиастров, напьется свежего пиастрового сока. А вот хренушки. Погодить придется. Тут как бы в нас ничего не вонзили. Тем более, что два оставшихся фрегата плотно на хвосте повисли. И палят, сволочи, как из пулемета!

– Рулевой, кашалот тебе на камбуз, свали от штурвала!

Сам встаю за руль. Уж чего, а рулить я умею. У меня в NFS стажа от самой первой до "Карбона". Вижу волну справа, верчу штурвал, подпрыгиваю на ней… и с разворота килем второму фрегату прямо по куполу. Держал, падлюка! Испанцы возмущаются. Дескать, не по правилам это. Нужно палить, а не килем драться.

Какие еще правила? Где правила и где я? Я – честный пират, а честные пираты по правилам не играют!

О, совсем забыл:

– Гребите, черти, гребите!

Последний прицепился – не оторваться. Пули свистят над самой головой, мою треуголку уже в дух местах пробили. И тут я смекаю. Треуголка! Точно! Бермудский треугольник! Мы ж в Карибском море, а Бермуды где-то тут, неподалеку!

Достаю секстант. Это – единственное, что я точно знаю, что такое. Это типа как ГЛОНАСС, только еще до изобретения ГЛОНАССа, тогда на каждом уважающем себя корабле были.

– Через триста морских миль, – говорит, – поверните налево.

Ясен пень, что налево. Настоящие пираты направо никогда не сворачивают, только налево. Два румба левее.

– Маршрут перестроен, теперь пилите прямо.

Я именно туда, прямо, и собирался. Испанцы уже кошками бросаются. Дикое было время, нечего сказать. Зачем кошки на корабле были – это понятно, чтобы крыс да мышей лопать. Но зачем ими в другие корабли бросаться – вообще как-то странно. И жестоко так с животными поступать. Не нравится кошка – так другому отдай, зачем так издеваться над скотиной, чтобы кидаться ею?

Кошки орут, когти в полете выставили, хвостами подруливают. Это пусть попугай мой разбирается. Кстати, нужно имя ему какое-то придумать. А то несолидно как-то получается. У меня имя есть, у корабля тоже имя есть, у канонира – даже у того имя есть, а у попугая, второго человека на корабле после капитана, имени нету. Пусть будет Тузик. А что? Неожиданно, оригинально. Все думают, что Тузик – это собака, а у меня будет попугай. Тем более, что с кошками что-то делать надо, а лучше собаки никто с кошками не разберется. А имя – это ж вторая натура, как название у корабля. Да если б мой корабль ГОЭЛРО нее звался – давно уж кончали бы нас.

– Тузик, – говорю, – фас!

И попугай врукопашную бросается на кошек. Шерсть, перья во все стороны. Но попугай-то весь в меня! Героический, можно сказать, попугай! Одной – с ноги, второй – апперкот. Всех кошек уделал.

– Гребите, черти, гребите!

Вот он уже – Бермудский треугольник. Как в телепрограмме показывали, прямо красным карандашом на море нарисован. Я перед этой красной линией бью по тормозам, ГОЭЛРО на дыбы встает, брызги летят… в последний момент успел остановиться.

А испанский фрегат – не успел. Прямо туда, в треугольник улетел. И пропал сразу. В воздухе растворился. Каждый знает: что в Бермудский треугольник попадает – сразу пропадает, как деньги за капремонт. Куда заплатил? Зачем? Непонятно! Денег нет, ремонта тоже нет.

Только перед последним моментом, получается – в предпоследний момент, испанский дон успел на ГОЭЛРО запрыгнуть. Весь такой из себя, на белом коне, с эполетами, аксельбантами, бакенбардами и со шпагой.

– Иду, – говорит, – на "вы". Вызываю вас, мсье, на дуэль.

Не надо мне тут этого, у меня свои принципы. Я вообще не люблю, когда в меня шпагами тычут. Я для чего на свежий воздух работать пошел? Чтобы о здоровье заботиться. А если каждый дон шпагой протыкать будет – никакого здоровья не хватит.

– Эй, старина Огл, моллюска тебе в гальюн!

– Все понял, – отвечает Бен Огл. – Сейчас все организуем.

Заряжает пушку и по этому дону, прямо в упор – держал, на! С такого расстояния Огл не промахивается. Испанца с конем как ветром сдуло, одни копыта на палубе остались.

– Пиастры! Пиастры!

Это Тузик. Намекает, типа. Мол, всех победили, пора и перекусить. Сдаю назад, делаю полицейский разворот. Надо же перед командой порисоваться. И возвращаемся к галеону. Там испанцы сами у себя уже золото подворовывать начали, пока мы не разворовали. Нехорошо это. Осуждаю.

– Всех на --">