Дан Берг - Разрешите представиться: Левиафан

исконной точностью и, порой, греша благонамеренным враньем, труды мудрецов различных конфессий вместе с произведениями фольклора обогатили, тем не менее, науку левиафанологию.

Специально для адептов иудейской веры я хочу привести одну интересную подробность – если полагать меня рыбой, то я, левиафан, есть рыба бесспорно кошерная, ибо обладаю чешуей и плавниками, золочеными и сияющими. Мое отношение к факту собственной кошерности двоякое. С одной стороны, я вместе с народом, избранным Богом себе на радость, благодарно принимаю сей знак уважения. С другой стороны, я тревожусь о своем будущем, то бишь о предположительной возможности моего предназначения в пищу. Впрочем, вопросы питания будут рассмотрены мною ниже.

Ради торжества объективности я намерен сделать одно весомое заявление. Пусть кому-то левиафан покажется нарциссистом, но я, не стыдясь, говорю, что с пятого дня Творения, когда своею созидающей силой Господь создал меня, и до дня нынешнего, я неизменно влюблен в самого себя, и никакой хулы на мою персону не могу выносить спокойно.

Что конкретно я имею в виду? А вот что. Некто недостойный, из фальшивых мудрецов, разумеется, утверждал, что плоть левиафана источает отвратительный запах. Хуже того, окажись я в раю, никто из праведников не вынес бы зловония и не смог бы там находиться. Чушь несусветная! Разве позволил бы ангел Михэаль, старший над раем, появиться мерзости в его владениях?

Истина же состоит в том, что я пахну этрогом, и сей волшебный аромат вызывает чувство экстатического восторга у всякого, кто решится приблизиться ко мне. Наслаждаться благоуханием гигантского моего тела можно не одну неделю в году, как в случае с прекрасным плодом в праздник Суккот, но круглый год, то есть всегда и без перерыва!

***

Я осведомил читателя о моей незаурядной силе. Далее я представил его просвещенному взору свой словесный автопортрет, дабы он удостоверился в том, сколь я красив. Но разве эти два совершенства исчерпывают полноту личности? Разумеется, нет! Только триада достоинств – сила, красота, ум – будучи соединенными в одной персоне, делают ее истинно выдающейся. Итак, подошло время рассказать людям о блистательности моего ума.

Мне припоминается следующий случай. Как-то раз до меня дошел слух о хитрости обитающей на суше лисы. Конечно, я сознаю как явление априорное свое абсолютное умственное превосходство над всеми земными, небесными и водными тварями. И все же я допускаю, что вполне могут существовать и даже быть для меня полезными отдельные проявления изобретательности, миновавшие мой мозг, но случайно проникшие в голову какой-либо живности. Я не самодовольный спесивец, не узколобый зазнайка, мой ум открыт для новизны.

Я призвал к себе водных обитателей, заслуживших репутацию умников среди рыбьего народа. Трепеща от страха и пыжась от гордости, они приготовились слушать речь своего Морского царя. Я сказал им кратко: “Мне стало известно, что лиса, сухопутный зверь, обладает определенной степенью хитрости. Я не прочь поучиться у нее, а для этого мне придется съесть ее сердце. Отправляйтесь в путь и приведите мне лису. Прошу вопросов мне не задавать!” Снаряжая посланничество, я осознавал неразрешимость задачи и имел лишь намерение поразвлечься, не более того. Само собой разумеется, я не собирался вкушать лисье сердце.

Далее я с интересом наблюдал, как озадаченные рыбы держали меж собой совет. Цель я поставил перед ними непростую. Лиса обитает на суше, а они невольники воды. Как отыскать ее, как заманить, как довезти до меня в сухости и сохранности, чем заинтересовать? “Пусть-ка пошевелят мозгами!” – сказал я себе.

Я намеревался получить двойное удовольствие. Во-первых, насладиться глупостью как умных рыб, так и хитрой лисы. Мне всегда отрадно сравнивать свои и чужие мыслительные способности, чтобы неизменно приходить к выводу о собственном превосходстве. Во-вторых, в случае, если рыбы и лиса и впрямь продемонстрируют что-либо путное, то я с приятностью для себя оценю это, и, возможно, поучусь.

Мой план вполне осуществился. Через некоторое время рыбное посольство вернулось не солоно хлебавши. Поникнув гордой головой, умнейшая из умных поведала мне историю духовных подъемов и спадов. Вот как было дело.

Посредники приплыли к берегу. В рыбьих мозгах уже вызрела концепция переговоров. Лиса сидела на песке и, казалось, была погружена в размышления, но, что более --">