Евгений Александрович Морозов - Мы — можем!

Евгений Морозов МЫ — МОЖЕМ!

МОРЯКАМ-СПАСАТЕЛЯМ

ГРЕШНЫМ И БЕЗЗАВЕТНЫМ

ПОСВЯЩАЕТСЯ ЭТА КНИГА

ПОВСЕДНЕВНАЯ ДВУХЧАСОВАЯ (2002)

… Значит снова нам пахать

По пяти заходов на день,

Грешным телом рисковать,

Душу вечную беречь,

Жизнь на море утверждать,

Не считая ран и ссадин,

И платить тоской разлук

За хмельную радость встреч …

На прощанье

Обшитым железною кожей

Им вечно стремиться вперед.

В конструкции мирные вложен

На грузы и грозы расчет.

Сквозит в очертаньях упрямых

Вся гордость и сила земли.

Нужней и прекраснее храмов,

Надежней дворцов — корабли.

Вадим Шефнер

Меня зовут «Гермес».

СС «Гермес»

СС — сокращенное название моей профессии — спасатель.  Полностью расшифровывается еще длиннее: спасательное судно.

Специалисты называют кораблями только боевые единицы, а остальные плавучие сооружения — судами. Но я прожил довольно боевую жизнь, и мне приятнее, когда меня зовут кораблем.

Я — корабль, а не машина и не самолет. Не хочу сказать ничего плохого о машинах и самолетах, но ведь давно известно, что из всех неживых существ только корабль имеет душу и имя.

Когда я начинал свою жизнь, спасателям давали имена мифических богов и героев.  Мне досталось имя древнеримского бога — покровителя ремесел и торговли. Легкий на ногу, он при необходимости исполнял также обязанности посланца богов. Его изображали в виде кудрявого молодца с крылышками на сандалиях. У древних греков он звался Меркурием. В русском флоте корабли с этим именем славились своей отвагой и удачливостью.

Смею надеяться, что и я не посрамил славное имя.

Имя у меня еще осталось. Но я уже вычеркнут из списков действующих судов. Меня продают на металлолом. Сегодня, когда миром правит экономика, корабли, отслужившие свой век, обдирают и режут на части, которые пойдут в переплавку. Но куда деваться душе корабля? В экономике нет такого понятия.

На лобовой стенке моей рубки в оранжевом круге стоит число 43. Это мой личный боевой счет. Я принимал участие в сорока трех аварийно-спасательных операциях. Тот, кто сам участвовал хотя бы раз в спасательных работах на море, знает, что это такое.

Я знаю, как подойти к аварийному судну на волне, чтобы аварийная партия могла безопасно высадиться на него и эффективно работать. Из моих пор никогда не выветрится горький дым пожаров.

Я слышал, как на АС рвались танки и баллоны. Видел, как плавится стекло иллюминаторов. На моих бортах обгорала и пузырилась краска, истлевали от жара сердечники стальных тросов. Но мои ребята, широко расставив ноги в стоптанных кирзачах, со спокойным бешенством крутили маховики лафетных стволов. Мой корпус мелко дрожал от напряжения и от напора мощных насосов. Струи били в огонь, и огонь отступал. Языки пламени и черный жирный дым уступали место серому дыму и пару. Жар спадал, и вот уже тугие кишки шлангов тянулись за моими ребятами  вглубь АС. Там во тьме и в дыму моряки-спасатели добивали остатки пожара.

Потом мы брали АС на буксир и тащили в порт. На моей надстройке некрасиво болтались шланги, развешанные на просушку. Моряки сдирали обгоревшую краску, подкрашивали места ожогов, скатывали шланги и наводили порядок на палубах. Что бы ни случилось, порядочный корабль должен смотреть за своей внешностью.

Я помню, как меня чуть не разбило вдребезги об оледеневший борт лесовоза где-то за Борнхольмом.

В сильный шторм, сопровождавшийся интенсивным оледенением, на лесовозе сместился палубный караван леса. Крен достигал уже сорока градусов. Размахи качки еще более усиливали погружение правого борта. Вода, выдавив иллюминаторы юта, заливала кормовые помещения. Экипаж покинул судно и был благополучно подобран. Судну оставалось жить минуты. Еще немного, и оно ляжет на борт, заваливаясь все быстрее и оседая кормой в черные волны. Потом с тяжелым вздохом вырвутся пузыри воздуха, и белые гребни встанут на месте, где только что был лесовоз. Не дай вам Бог, ребята, видеть, как тонут корабли!

Я поймал момент, когда волны стали чуть меньше, и перебросил на АС двух --">