Дмитрий Попов - Зелье для Ее Величества. Заговор

распахнутыми настежь дверями. Из темноты сначала еле слышно, но потом всё более отчетливо стала доноситься молитва. Через несколько секунд в проёме появился полностью седой дед.

— А ну стой! — приказал ему Шешковский.

Тот направил на него безумный взгляд и, обходя боком, стал широко их крестить, приговаривая:

— Спаси и сохрани, спаси и сохрани.

Шешковский прищурился:

— Это ж Кондрат, палач наш!

Солдаты шумно выдохнули и закрестились.

Потом появились двое скрюченных солдат, которые поднимались, помогая себе одной рукой, второй держась за животы.

— А ну, ребяты, подхватили-ка их, — приказал Шешковский.

Солдат быстро перенесли подальше от входа, плеснули в лица водой.

— Что, соколики, приключилось, сказывайте быстрее, — чуть не отеческим тоном спросил Шешковский присев на корточки.

— Ну мы этова, как пальбу-то услышали, так и кинулись внутрь-то. Я, стало быть, Трёшников и Семён. Семён-то первым бежал, он его с собой вниз и утащил, а нас стукнул так, что думал помру!

— Кто утащил, кто стукнул?!

— Не могу знать! Белый весь, рожа жуткая, глазищи горят, — и закрестился.

— Куда делся?

— Так это, сунулся он было наружу, а там по нему палить начали, он обратно и спустился. Там в пытошной и сидит.

— Это был Розинцев?

Солдат нахмурил брови, вспоминая:

— Оттуда-то рвался наверх вроде как и не он, а вот обратно спускался точно он, вот вам крест!

Шешковский поднялся, озадаченно потирая подбородок. Тут к нему подошёл Проклов:

— Ваше высокоблагородие, тут капрал Еремеев что-то хочет сообщить, — кивнул он на стоящего рядом усача.

— Говори.

— Я как думаю, ваше высокоблагородие, — откашлялся тот, — оборотень почему наружу-то не выпрыгнул? Потому что светало уже. Он, видать, сунулся было, да не вышло, обратно, стало быть, в господина Розинцева и обратился то.

— Тьфу ты, пропасть! — выругался Шешковский. — Какие к чёрту оборотни?! На дворе восемнадцатый век!

Повернулся к порученцам и Панину:

— Господа, вы идёте со мной или как?

Может быть, чуть ранее Николай бы ещё и задумался, но слова Еремеева вселили в него уверенность. А ведь и правда, солнце-то уже вон, взошло, окрасив полоску облаков в светло-розовый цвет. Какая тут может быть нечисть?

Лестница была достаточно широкая и позволяла спускаться двоим одновременно. Первыми шли ординарцы, за ними спускались их начальники.

Висящие на стенах фонари достаточно сносно освещали пространство, воздух был сырым и спёртым от застарелой крови.

Внизу, где заканчивалась лестница, была небольшая площадка и дверь в допросную. Прерогативу первому увидеть происходящее внутри он отдал Проклову, который встал напротив двери с поднятыми пистолетами. В конце концов, этот Розинцев — их человек. Поэтому он осторожно подошёл к двери и, взявшись за ручку, резко потянул её на себя.

Стебневский увидел, как глаза Проклова наполнились ужасом, щёлкнули курки и грохнуло два выстрела. Затем, бросив пистолеты, с криком «Господи, помилуй!» он побежал вверх по лестнице.

***

Карета с обер-секретарём Правительствующего сената Шешковским и его доверенным лицом Розинцевым въехала на территорию Петропавловской крепости.

Из дверей административной части выбежал начальник тюрьмы, лично открыл дверцу кареты и помог выйти из неё Шешковскому. Срывающимся голосом доложил:

— Ваше высокоблагородие! Узник, которого доставили вчера, не далее как десять минут назад обнаружен мёртвым!

— Как?! — после секундного замешательства рявкнул Шешковский. — Не уследили?! — и яростно впился глазами в бледного и трясущегося тюремщика.

— Ваше… Ваше высокоблагородие… С утра живой был, завтрак ему принесли, как и велено, хороший, со своей кухни, он отказался, попросил бумагу и карандаш, всё было исполнено. Ко времени вашего прибытия пошёл лично его проведать — а он лежит. Тюремный врач говорит, что похоже на внезапную смерть.

Чуть не оттолкнув тюремного начальника, шеф быстрым шагом пошёл по гулким коридорам, да так, что Ивану пришлось семенить за ним. У открытых дверей стоял караул из двух солдат. Вошли. На нарах лежал лекарь. Лицо белое, как скатерть, губы синие. Рядом с ним стоял тюремный врач — невысокий, сухонький, в годах.

— Какую причину смерти определили и почему так думаете? — без всяких вступлений, с нажимом выпалил Шешковский.

Врач сцепил руки в замок на животе, пожевал губами и --">