Элииса - Каменное сердце и мастер Гонтье

промолвил ни слова. Пьер прислушивался так истово, будто за тишиной и цокотом лошадиных копыт он сможет разобрать хоть что-то, что даст ему ответ на загадку. Дыхания было лишь два – его и человека-с-кольцом, возница не в счет. Те двое за ним не пошли, значит, если изловчиться, он может бежать, вылезти через окно кареты, скрыться в переулках и улочках, он бегает быстро, его не найдут. Тяжелый сапог надавил чуть сильнее. Вряд ли человек-с-кольцом умел читать мысли. Только вот не время сейчас ему рисковать.

– Сударь, – Пьер сумел разлепить опухшие от удара губы.

Ему никто не ответил. Он этого ждал, но все проще что-то сказать, а не ехать, как свинья на убой.

– Сударь, я не знаю вашего имени и рода занятий, но вижу, вы человек благородный. И не стали бы просто так якшаться со всяким сбродом в тавернах и отлавливать кого-то вроде меня. Я Пьер Гонтье – подмастерье без дела и гроша за душой. Скажите хоть что-то, если вы обознались. Поверьте, вы вряд ли искали меня. Лица я вашего не запомнил, одежду свою вы вряд ли носите каждый день. Никто ни о чем не узнает, и оба позабудем друг друга.

Карета повернула налево и твердый камень под копытами лошади кончился. Теперь они ехали по рытвинам, ухабам и лужам. Голова Пьера ударялась о пол, а человек ничего не сказал. Пьер с зудящей тоской вспомнил, как горели на площади рыцари, как теперь на досуге каждого третьего обвиняют в измене, и во рту стало сухо и мерзко. Доносами сейчас кормится каждый второй, а доносами лживыми – каждый первый. За сколько его продала толстуха-трактирщица? Вряд ли задорого.

– Я не знаю, что вам напела эта старая дура, – в сердцах продолжал Пьер Гонтье. – Я пьянчуга, это верно, люблю дебоширить, плачу цыганкам и не только цыганкам, может, я и не самый добрый христианин, но хожу к мессе, и отец Бенедикт меня даже знает. Я не вор и за всю свою жизнь не украл ни единой монеты, ни яблока. Я верный подданный нашего доброго короля, хотя вряд ли за всю свою жизнь сделал ему хоть что-то полезное.

Тишина была тяжелой и липкой, а от сапога на плече болели все кости. Кто вообще сказал ему, что человек-с-кольцом верен престолу? Может, ему и дела нет до Филиппа.

– А если, – с отчаянием продолжал подмастерье. – Если вы кто-то из заговорщиков, из всех тех баронов, кого обошли налогами, податями… Если вы хотите, чтобы я работал на вас. Не у того вы ищете сочувствия с верностью, кто ест похлебку из крысы. Мне нет дела до вас и нет дела до ваших распрей с короной. Половине страны все равно, что Филипп на троне, что кто-то из вас.

Откуда-то сверху со скамьи до Пьера донесся странный звук. С трудом он понял, что это смешок. Что ж, может, это и к лучшему. Он уже начал бояться, что его тюремщик не из плоти и крови. Повозку тряхнуло еще один раз, она скрипнула и встала на месте. Пьер услышал, как возница спрыгнул с козел, открыл дверь. Его выпихнули наружу довольно бесцеремонно, прямо в лужу, и в прохудившийся башмак быстро затекала вода. Мешок с головы ему так и не сняли. Его вели тычками и молча, но больше не били.

Скрипнул засов на тяжелой двери, и Пьера толкнули на лестницу. Ступеней вниз оказалось немного. Какой-то подвал, но сухо и чисто, по запаху даже без крыс. Еще пара дверей и коридоров, его зачем-то снова покружили три раза, будто детский волчок. Затем все же сняли мешок.

За ярким светом свечей глаза Пьера разглядели человека не сразу. Их было двое кроме него. Незнакомец с кольцом, что доставил его и стоял теперь рядом. И некто второй, что сидел за тяжелым дубовым столом напротив него. Средних лет, может даже, уже с сединой в волосах. Еле заметной, но все же. Что-то подсказывало Пьеру Гонтье, что лучше молчать, пока не спросили. Вот он и стоял, и молчал, как дурак. Тут, видно, жизнь на кону, а правил игры он не знает. В гляделки играть куда проще. Пьер огляделся и понял, что не видит в подвале ни дыбы, ни стопки бумаг с обвинениями, ни даже цепей, свисающих со стены. Их не было, тогда зачем его били в таверне? По позвоночнику Пьера прошел холодок. Старая добрая пытка как-то понятней неведения.

Человек напротив разглядывал его с любопытством. Легким, ленивым, с таким уставший хозяин смотрит на кошку – вроде бы и бросил в паскуду башмак, но она ишь как мурлычет. Незнакомец отвел глаза в сторону, но Пьер не почувствовал, что он победил.

– Непохоже, что он боится меня.

Человек-с-кольцом пожал плечами и хмыкнул. Кривая улыбка не сходила с лица.

– Непохоже, что он узнал вас, как видите. На монетах чеканят --">