против врага, с которым мне предстояло сойтись в тот день, не требовался ни меч, ни щит, ни топор. Но я все равно нацепил клинок, потому как Вздох Змея – мой товарищ. Он до сих пор при мне. Когда я умру, а это произойдет скоро, кто-то сомкнет мои пальцы вокруг кожаной оплетки потертой рукояти, и меч вознесет меня в Валгаллу, обитель душ воинов и высших богов, и мы будем пировать.

Но это случится не сегодня.

В тот же темный летний день я сидел в седле посреди разбитой улицы, обратившись лицом к врагам. Я слышал их, но не видел. Они знали, что я здесь.

Ширина улицы позволяла двум повозкам с трудом разминуться друг с другом. По обе стороны тянулись хижины, плетеные стены которых были заляпаны грязью. Их соломенные крыши почернели от дождей и густо поросли лишайником. Лошадь по бабки тонула в жиже из размолотой колесами телег грязи и дерьма собак и свободно гуляющих свиней. Пронизывающий ветер гнал рябь по лужам в колеях, рвал выходящий из отверстий в крышах дым, донося запах горящих поленьев.

Со мной было двое спутников. Из Лундена я выехал во главе двадцати двух человек, но в эту пропахшую навозом и мокрую от дождя дыру меня привело дело личного свойства, поэтому бо́льшую часть своих людей я оставил в миле позади. За мной расположился Осберт, мой младший сын, на сером жеребце. Ему исполнилось девятнадцать, на нем была кольчуга, на боку висел меч. Парень стал уже взрослым мужчиной, но я продолжал думать о нем как о мальчишке. Меня он боялся, как я боялся своего отца. Некоторые матери балуют сыновей, но Осберт рос без матери, и я воспитывал его в строгости, так как мужчине полагается быть суровым. Мир полон врагов. Христиане учат нас любить врагов и подставлять другую щеку. Христиане – глупцы.

Рядом с Осбертом застыл Этельстан, незаконнорожденный старший сын Эдуарда, короля Уэссекса. Мальчишке стукнуло всего восемь, но, как и Осберт, он был облачен в кольчугу. Этельстан не боялся меня. Я попытался припугнуть его, но он только глянул на меня холодными синими глазами, потом ухмыльнулся. Я любил этого парнишку так же сильно, как Осберта.

Оба они приняли крещение. Я вел бой, который не мог выиграть. В мире смерти, предательства и нищеты христиане обречены на победу. Разумеется, старых богов до сих пор почитают, но их оттеснили в горные долины, потаенные места, к северным окраинам мира, тогда как христианство расползается как чума. Пригвожденный Господь христиан всемогущ – я признаю это. Я всегда знал, что их Бог обладает великой силой, и не понимал, почему мои боги позволяют ублюдку побеждать, но это так. Он лжец – вот единственное объяснение, которое приходит на ум. Распятый Бог шельмует и обманывает, а плуты и обманщики всегда выигрывают.

И вот я ждал на раскисшей улице, а Молния бил тяжелым копытом по луже. Поверх кожаного и кольчужного доспеха я набросил плащ из темно-синей шерсти с горностаевой оторочкой. На шее у меня висел молот Тора, а на голове возвышался шлем с волчьей мордой, прикрывающие щеки пластины были открыты. Дождь стекал с края шлема. Я надел кожаные сапоги и заткнул голенища тряпкой, чтобы влага не попадала внутрь, натянул боевые рукавицы. Руки унизаны золотыми и серебряными браслетами. Браслетами, которые воин получает, убивая врагов. Я был во всей своей славе, хотя неприятель, противостоявший мне, не заслуживал такой чести.

– Отец, – начал Осберт. – Что, если…

– Я обращался к тебе?

– Нет.

– Тогда молчи, – отрезал я.

Я не хотел этого показывать, но меня переполняла ярость. Гнев, не имеющий выхода, просто гнев на мир, на этот жалкий тусклый мир. Бессильный гнев. Враги прятались за закрытыми дверями и пели. Я слышал их голоса, хотя не различал слов. Они видели меня, без сомнения, как и то, что улица за моей спиной пуста. Обитатели этого городка не желали принимать участия в том, что случится.

Но что произойдет, я не знал и сам, хотя и стал причиной событий. А быть может, двери останутся запертыми и враги решат отсидеться в здании из прочных бревен? Наверняка именно этот вопрос собирался задать Осберт. Что, если враги не выйдут? Сын едва ли назвал бы их врагами – скорее сказал бы так: «Что, если они не выйдут?»

– Если они не выйдут, – проговорил я, – мне придется вышибить их проклятые двери, войти и вытащить ублюдка. Если до этого дойдет, вы двое останетесь здесь и будете держать Молнию.

– Да, отец.

– Я пойду с тобой, – заявил Этельстан.

– Пойдешь, если я --">