Бернард Корнуэлл - Война стрелка Шарпа

– У меня приказ, сэр, – заупрямился Шарп.

– А я даю вам другой, – вкрадчиво, словно обращаясь к неразумному ребенку, сказал подполковник и, положив на луку седла листок и достав карандаш, написал несколько слов. Еще одно ядро ударило в цветущее дерево, засыпав двор белыми лепестками. – Французы воюют с вишнями.

– С Иудой, – пробормотал Шарп.

Полковник гневно посмотрел на него:

– Что вы сказали?

– Это иудино дерево, – объяснил Шарп.

Видя, что подполковник не понимает и продолжает жечь лейтенанта взглядом, сержант Харпер решил вмешаться.

– Это не вишня, сэр. Иудино дерево. Вроде того, на котором повесился Искариот, когда предал Господа нашего.

Кристофер все еще не сводил глаз с Шарпа. Потом, видно поняв, что никакого подвоха в его реплике не содержалось, кивнул:

– Значит, это не вишня?.. – Он лизнул кончик карандаша. – Итак, лейтенант, я приказываю вам незамедлительно проследовать к югу от реки – подчеркиваю, незамедлительно! – и поступить в распоряжение капитана Хогана. Подписано: подполковник Кристофер, полдень среды, двадцать девятое марта, года от рождения Господа нашего тысяча восемьсот девятый. – Он скрепил написанное размашистой подписью, сложил листок и протянул его Шарпу. – Тридцать сребреников… Какая низкая цена за величайшее в истории предательство. Он, наверное, от стыда и повесился. Что ж, а теперь «сгинь! Скройся с глаз моих! Упрячься в землю!»^[1]. – Заметив удивление на лице Шарпа, Кристофер с усмешкой пояснил: – «Макбет», лейтенант. – Он повернул коня к воротам. – Пьеса Шекспира. И поторопитесь, поскольку враг будет здесь с минуты на минуту.

Насчет последнего он был прав. Над центральными редутами северных оборонительных укреплений поднимались клубы дыма и пыли. Именно там португальцы оказывали самое стойкое сопротивление, но теперь неприятельская артиллерия разрушила парапеты, пехота устремилась на бастионы, а большинство защитников обратились в бегство. Подполковник и его слуга выехали за ворота и, прорвав поток беженцев, повернули на улочку, ведущую на восток. Похоже, он и впрямь намеревался спасти неразумную беглянку, даже рискуя оказаться в руках вступивших в город французов.

– Ладно, парни, – крикнул Шарп, – пора сматываться! Сержант! Бегом! К мосту!

– Давно пора, – проворчал Уильямсон.

Шарп сделал вид, что не слышит. Он уже давно терпел комментарии рядового, надеясь, что тот одумается и прикусит язык, и одновременно понимая, что чем дальше оттягивает, тем более жестким будет наказание. Шарп все-таки рассчитывал, что и Уильямсон это понимает.

– Становись! – рявкнул Харпер. – Живей!

Над головами просвистело ядро. Стрелки выбежали со двора и свернули на дорогу, уходящую круто вниз, к Дору. Народу было много, и все спешили поскорее перебраться на другой берег, хотя Шарп и подозревал, что спасения не будет и там, потому что французы тоже перейдут реку через пару дней. Португальская армия отступала к Коимбре и даже еще дальше, к Лиссабону, где у генерала Крэдока была шестнадцатитысячная армия, которую некоторые политики в Лондоне требовали вернуть домой. Какая польза, спрашивали они, от столь крошечного войска, если за французами подавляющее преимущество? Маршал Сульт завоевывал Португалию, а еще две французские армии находились неподалеку, в Испании. Драться или бежать? Никто не знал, какое решение примут британцы, но, согласно слухам, в страну должен был прибыть на смену Крэдоку сэр Артур Веллингтон, а это означало, что британцы будут драться, и Шарп молился, чтобы слух подтвердился. Он сам дрался под командованием Веллингтона в Индии, был с ним в Копенгагене, а потом при Ролисе и Вимейру и считал, что лучшего генерала в Европе нет.

Они уже спустились до середины дороги. Ранец, мешок, винтовка, патронная коробка и сабля прыгали и колотили его по спине и бедрам. Мало кто из офицеров носил длинноствольное оружие, но Шарп вышел из рядовых и без винтовки за плечом чувствовал себя неуютно. Харпер, поскользнувшись на камне из-за новых гвоздей на сапогах, устремился, размахивая отчаянно руками, вниз. Между домами мелькала река. Катя свои воды к ближайшему морю, Дору достигала здесь такой же примерно ширины, как и Темза в Лондоне, но в отличие от нее бежала между высокими холмами. Город Порто стоял на крутом, северном берегу, тогда как Вилья-Нова-де-Гайя располагался на южном, и именно там проживало большинство британцев. На северном --">