Патрик О`Брайан - Пост-капитан

фразу, как длинноногий мичман оказался уже на полпути к крюйс-марсу, и сверху вместе с косым дождём донеслось его «слушаюсь, сэр». И тут на корабль обрушился чёрный шквал с таким плотным ливнем, что моряки на квартердеке какое-то время не видели бака; вода хлынула через шпигаты подветренного борта. А когда он прошёл, в бледном свете утра сверху донеслось:

— На палубе, сэр! Уже виден корпус, на траверзе подветренного борта. Они укрепили…

— Доложите как положено, — сказал капитан громко и бесстрастно. — Позовите мистера Барра.

Третий лейтенант поспешил на корму. Когда он ступил на квартердек, ветер рванул его промокший плащ, и он судорожно вцепился в плащ одной рукой, а второй придержал шляпу.

— Немедленно снимите её, сэр, — крикнул капитан Гриффитс, побагровев. — Сейчас же снимите! Вам известен приказ лорда Сент-Винсента, вы все его читали — и знаете, как следует отдавать честь!

Он замолчал и немного погодя спросил:

— Когда сменится прилив?

— Прошу прощения, сэр, — сказал Барр. — В десять минут девятого, сэр. Стояние почти закончилось, с вашего позволения, сэр.

Капитан прокашлялся.

— Мистер Хауэлл?..

— Они укрепили грот-стеньгу шкалами^[1], сэр, — откликнулся мичман, обнажив голову; он стоял рядом с капитаном, возвышаясь над ним. — И только что привелись к ветру.

Капитан навел подзорную трубу на «Дею», чьи брамсели теперь уже хорошо были различимы над рваной поверхностью моря; когда оба фрегата поднимались на волнах, становились видны и марсели. Он протёр залитую дождём линзу подзорной трубы и снова уставился в неё, потом развернулся и посмотрел на французский корабль; резко сложил подзорную трубу и опять бросил взгляд на фрегат вдалеке. Он стоял один, опираясь на планширь, на священной правой стороне квартердека, и в промежутках между разглядыванием французского корабля и «Деи» офицеры бросали задумчивые взгляды на его спину.

Ситуация по-прежнему была неоднозначной, скорее возможность, чем нечто реальное. Однако принятие решения разом уничтожило бы эту неопределённость: стоит отдать приказ, и события начнут развиваться уже необратимо — сначала с неторопливой неизбежностью, а затем всё быстрее и быстрее. А решение следовало принять, и немедленно — при теперешней скорости «Чаруэлла» они окажутся в пределах досягаемости пушек двухдечника менее чем через десять минут. И в то же время так много всего нужно принять в расчёт... «Дея» и так не великий ходок в крутой бейдевинд, а повернувшее вспять течение задержит её ещё больше, поскольку идёт поперёк её курса, и ей, возможно, ещё раз придётся поменять галс. Через полчаса французские тридцатишестифунтовки могут распотрошить «Чаруэлл», сбить ему мачты и увести в Брест: ветер дул прямо туда. Почему же им не встретился ни один корабль из блокадной эскадры? Не могло же их всех унести, только не таким ветром. Чертовски странно. Всё здесь было чертовски странно, начиная с поведения француза. Звук пушечных выстрелов мог привлечь эскадру… Тактика выжидания.

Капитан Гриффитс спиной чувствовал взгляды стоящих на квартердеке, и это бесило его. Большее, чем обычно, число глаз, поскольку на борту «Чаруэлла» было несколько пассажиров — офицеры и пара гражданских, часть из Гибралтара, часть из Порт-оф-Спейна. Одним из пассажиров был воинственный генерал Пэджет — влиятельная личность, а другим — капитан Обри, Счастливчик Джек Обри, который не так давно пошёл на абордаж тридцатишестипушечного фрегата-шебеки «Какафуэго» на «Софи», четырнадцатипушечном бриге, и захватил фрегат. Об этом много говорили на флоте несколько месяцев назад, и это не делало решение капитана Гриффитса легче.

Капитан Обри стоял возле ближайшей к корме карронады левого борта с совершенно непричастным, равнодушным выражением лица. С этого места благодаря своему росту он видел всю картину, весь быстро и плавно изменяющийся треугольник из трёх кораблей. Возле него стояли ещё две фигуры пониже. Одна из них — доктор Мэтьюрин, его бывший хирург с «Софи». Другая — человек в чёрном: в чёрном костюме, чёрной шляпе и длинном чёрном плаще; так и хотелось написать на его узком лбу «агент разведки». Или просто «шпион», поскольку места было маловато. Они говорили на языке, который можно было принять за латынь. Говорили возбуждённо; Джек Обри, перехватив гневный взгляд с другой стороны палубы, нагнулся и прошептал своему другу на ухо:

— Стивен, ты не сойдёшь --">