Юрген Ангер - Шварце муттер

дерево, преградившее лошадям дорогу.

- Вот и здрасьте, кошкина отрыжка! – как будто даже обрадовался обросший весельчак-паулин, будто бы обрел наконец-то нечто долгожданное. Товарищ его мгновенно размотал свой сверток, извлек из него два ружья:

- Кто горазд – стреляет, остальные – на пол, - скомандовал он весело и прикладом вышиб у кареты стекла. Фимка тут же с готовностью скатился на пол, по пути уже что-то пряча во рту. Ювелир, не кот начхал. Яков с не меньшей готовностью рванул из-за пояса единственный пистолет, присел возле импровизированной бойницы и вгляделся в заснеженные ветви – не мелькнет ли среди них голова. Не мог он не оценить – невольно – как вдруг ожил и заиграл огненно прежде сонный здоровяк-монах.

- Одного снял! – грохнул выстрел, кусты шевельнулись, брызнули снегом и польской руганью, и гигант похвалил сам себя, - Ай да я! А где первый – там и второй!

Яков даже и не видел разбойников за ветвями, а этот, божий человек, – прекрасно различал, и готовился уложить еще пару. Белокурый же весельчак-паулин тем временем выбрался из разбитого переднего окошка – на облучок, и теперь поворачивал карету – в обратный путь. Слышно было, как пули свищут над облучком, но вотще – отважный паулин уцелел, развернул карету, и кони заржали, и понесли – уже обратно.

- Слава господу, кони целы, - монах зорко оглядел несущиеся за окнами деревья – снежный сквозняк так и стремился в разбитые стекла – поддернул рукава, снял ружья с окон и бережно завернул их обратно в рогожку, - Вот и отстрелялись. Поднимайся, кончилась потеха, - толкнул он ногою все еще дрожащего на полу Фимку.

- Куда мы теперь? – спросил Яков, убирая пистолет обратно за пояс. Было ему немножечко стыдно – стрелять-то он стрелял, да только навряд ли попал в кого. С облучка отозвался импровизированный возница:

- До Варшавы объездом, здесь осталось с гулькин хер. А там – нового кучера отыщем, не я же вас до Москвы повезу, я не за то деньги выкладывал, чтобы на ветру зад морозить, - видно, то была шутка – весельчак сам себе рассмеялся.

- Как же не попали в тебя? – подивился со своего места Фимка, уже успевший разложить сокровища изо рта обратно в кошель, - Ведь пули так и свистали, так и свистали…

- Отчего ж не попали? – возразил с облучка паулин и видно было, как он пальцы продел – в дыры от пуль на коричневой рясе, - Очень даже попали. Вот, вот и вот, и ляжку зацепило, но там царапина, я даже перевязывать не стал. Заступница выручила, матушка, - монах похлопал себя по груди, отозвавшейся деревянным звуком, - Я ее храню, а она – меня.

- Икону, что ли, везешь? – догадался Фимка.

- Ее, чудотворную, - подтвердил возница. Товарищ его тем временем вернулся в мирную свою ипостась – прикрыл веки и заклевал носом.

В номере варшавской гостиницы паулины мгновенно переменили католическую славную веру – на русскую ортодоксальную. С изумлением глядели Фимка и Яков на стремительное переоблачение из коричневых простреленных ряс – в черные рясы русских монахов. У обросшего блондина-весельчака под рясой обнаружился не только сверток с иконой, но и кольчужный доспех, дорогой и редкий – ювелир Фимка тут же оценил его и аж присвистнул от восхищения:

- Так вот что тебя хранило! А я-то думал, и впрямь икона…

- Нет спасения без истинной веры! – поднял значительно палец другой монах, тот, что прославил себя недавно меткой стрельбою, - А доспех – то лишь видимая подмога.

Тут дверь приоткрылась, и заглянула девица непотребного рода занятий – о чем свидетельствовали веселые ленты на ее переднике – и поманила философа за собою. Тот разгладил на себе новую черную рясу и устремился на поиски приключений.

Ювелир Любшиц, уже осознавший, что спутники их недалеко ушли от недавних лесных татей, устроился на краю кровати, завернувшись в одеяло, как куколка, и приготовился отойти ко сну. Он пожелал соседям спокойной ночи, затем извлек из поясного хранилища какие-то свои ювелирные сокровища и рассовал за щеки, словно белка орехи. После чего – смежил веки и то ли уснул, то ли прикинулся спящим.

Монах и Яков – сидевшие верхом на стульях друг напротив друга – переглянулись, монах окинул молодого человека неожиданно колючим взглядом сощуренных лисьих глаз и проговорил вполголоса:

- Что-то мы забыли познакомиться. Или нарочно не удосужились. Но жид, - кивнул он на завернутого в куколку Фимку, - трус и шляпа, и похер, как его --">