Юрий Захарович Иванов-Милюхин - Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

ними в поход. Вятка это знал и не спешил отпускать тетиву.

На охоте у него получалось не промахнуться по дичи даже в лесу, среди стволов и веток, на расстоянии едва ли меньшем, чем сейчас. Лук у него тоже был добрым, он выменял его у заезжего восточного купца на несколько шкурок чернобурых лисиц. Он был собран из двух рогов какого-то степного животного и частенько вызывал завистливые взгляды других ратников, хотя редкостью этот лук среди козличей не считался. Купцы могли исполнить любое желание горожан, был бы спрос на товары и ценные шкурки для обмена.

Наконец один из всадников, истоптавших копытами коней девственный снег на другом берегу русской реки, отъехал от своих и будто примерз к месту, подавая рукой сигналы в сторону леса, чернеющего вдали сплошной стеной. Вятка внутренне напрягся, затем плавно приподнял лук, примеряя на глаз траекторию полета стрелы и, натянув так-же плавно тетиву до отдачи, разогнул пальцы.

Стрела шумнула оперением и унеслась в заснеженную даль, она угодила точно в спину монгольскому воину, было видно, как откинулся тот назад, доставая затылком до крупа лошади. Другие ордынские всадники подскочили к нему и закружились в бесовской круговерти, не переставая кричать что-то по своему. Они схватили его за плечи и опрокинули на холку лошади, кто-то подергал стрелу из раны и с визгом отвернул коня от раненого — в его руках остался лишь длинный конец стрелы с оперением, но без наконечника.

— Ух ты, как угораздило! — радостно вскинулся Вятка. — Надо Калеме-кузнецу наказать, чтобы он срезней с зарубинами наковал поболе, тогда их силком из тела не выдерешь.

Его помощники переглянулись, на бородатых лицах отражался испуг одновременно с восторгом от того, что враг оказался не бессмертным, как его расписывали, а тоже уязвимым. Охрим сдвинул со лба меховую шапку и помял бородатый подбородок:

— Вятка, а ты не поспешил с самострелом-то? — спросил он с сомнением в голосе. — Индо запамятовал, что сказывал наш воевода?

— А что он сказывал? — отозвался стрелок, не отрывая взгляда от вражеских всадников.

— Что Батыга не пройдет мимо нашего Козельска без осады, ему надо отомстить за послов числом с десяток, которых порубил наш удельный князь Мстислав Святославич пятнадцать весей назад на Калке-реке. За что сам и поплатился.

— Сплясали поганые на наших двенадцати князьях. Накидали на них горбылей и пошли в пляс на кривых ногах, пока они кровушкой не изошли, — напомнил Бранок ратникам о том событии, о котором знали козляне от мала до велика. Он тоже начал сомневаться в поступке Вятки. Добавил. — Заезжие дреговичи сказывали, что тот пир на крови устроил Себядяй, а случилось это у киевского Заруба, что стоит подле брода через Днепр.

— Ужель наш князь рубил ордынцев один! — вскинулся Вятка возмущенно. — А если и так, то не они должны нам мстить, а мы пустить тугарам и мунгалам юшку. Мы на них войной не ходили, они пошли на Русь многими ордами.

Бранок взбодрился, он тут-же схватился, пока Охрим разгонял сомнения в голове, за рукоятку длинного меча с круглым железным яблоком на конце для противовеса клинку.

— Истинное твое слово, — воскликнул он. — Мунгалы в те поры нас не пощадили, а иссекли всех русских ратников как ржаной колос серпом. А наши полки всего-то хотели помочь союзникам-куманам отогнать ордынцев от границ с ихним Диким полем.

— Русичей тогда было вместе с половцами в четыре раза поболе чагонизовых орд, и если бы степняки не повернули при виде ордынцев обратно, и не смяли наши полки, то неизвестно, кто бы праздновал ту победу, — встряхнулся и Охрим. — Нам, выходит, тоже пришла пора показать себя в ратном деле, потому как правда на нашей стороне, иначе мунгалы от нас за просто так не отстанут. — Он дотянулся до лука и ловко наложил стрелу на тетиву. — А нук-от и я ручной самострел примеряю, пока нехристи в себя не пришли.

Охрим деловито настроил лук, долго шарил взглядом по спинам вертлявых ордынцев, пока не прилип зрачком к одной из них, самой широкой. Но даже такая цель показалась недосягаемой, потому что на таком расстоянии стрела впилась бы в шубу уже на излете. А надо было бить наверняка, чтобы неприятель понял, что здесь встретят его не хлебом с медами и другими подарками, как встречали в иных краях, а летучей стрелой, быстрым копьем и острым мечом. Он чуть приподнял наконечник, служивший ему прицелом, с расчетом на потерю стрелой высоты на --">