Татьяна Олеговна Беспалова - Мосты в бессмертие

пожарищ осела на их тела.

– Глафиа! Глафиа! – верещала Оленька.

– Да тише ты! – ответила дочери Женька, скидывая с плеч и ее, и тощий вещмешок.

На Женьке вместо обычного цветного шелка были надеты солдатские латаные штаны. Из-под кургузого пиджачишки выглядывала мужская сорочка.

– Мы роем траншеи… – устало выдохнула она. – Совсем скоро они придут, и девочкам там оставаться больше нельзя. Меня ненадолго отпустили за реку. А тут снова налет…

– Мы потеаяли сумку с едой! – крикнула Оля.

– Она все время кричит, – выдохнула Женя, указывая на младшую дочь. – Киев бомбят непрерывно, и они по половине дня проводят в убежище с тетей Симой. А вчера…

Женька внезапно обняла Гашу. Ах, сколько силы оказалось в ее тонких, исхудалых руках.

– Тетю Симу вчера разорвало… – шептала она в гашино ухо. – Нашли только голову… кисть левой руки опознали по колечку. Ты помнишь ли ее колечко? Обручальное, с бриллиантиком?

– Как не помнить… – растерянно отозвалась Гаша, освобождаясь из сестриных объятий.

– Мне не с кем их оставить, и я привела их к вам, – закончила Женя.

– А Павел?

– Он в ополчении. От него нет вестей с тех пор, как их полк ушел в сторону Хотова…^[2] Скоро, скоро они придут сюда! Спасайтесь!

– Что с тобой? – усмехнулась Гаша. – Ты перестала верить в красных идолов?

Женькин рот брезгливо скривился.

– Ты моя младшая сестра, и я должна любить тебя, а потому не стану лгать: скоро, скоро все мы умрем. Но только не ты, не мама, не мои дети! Бегите! Скоро немцы будут здесь!

Внезапно, словно подтверждая Женькины слова, звуки разрывов сделались громче.

– Слышишь? – Женька запахнула пиджачишко. – Мне пора!

Женя подобрала с земли вещмешок, сунула его в руки сестры и снова порывисто обняла.

– Я ухожу, ухожу… – шептала Женька, и глаза ее оставались сухими.

Гаша, отстраняясь от нее, сняла через голову образок. Крупные звенья потемневшей от времени цепочки крепились к золоченому ушку образка. Гравированные по золотой фольге лики Богоматери и Младенца истерлись и потемнели. Образок передала Гаше младшая сестра их прабабушки, княжна Ворошилова. Гаша помнила, как мать ворчала тогда, называя образок залогом вечной девственности. Умоляла Гашу спрятать подальше семейную реликвию князей Ворошиловых – новая власть не верила в Бога и не жаловала верующих. В роду Ворошиловых, из которого происходила Александра Фоминична, было принято считать, будто древний этот образок дарует своей носительнице долголетие, но отпугивает женихов, обрекая на долгую жизнь в безбрачии.

– Оставь это! – воскликнула Женька, отталкивая руку сестры с образком. – Передай маме… скажи ей, что я люблю ее!

Женя заторопилась в сторону полуразрушенного сквера. Битое стекло истошно визжало под ее тяжелыми, солдатскими башмаками.

– Постой! – Гаша кинулась следом, отрывая от подола вопящих девчонок.

Она догнала Женьку, бесцеремонно схватила за ворот пиджака, дернула на себя. Младше сестры на десяток лет и на голову выше ее, она без труда справилась с Женькой. Без лишних слов, избегая Женькиного разгневанного взгляда, она надела ей на шею образок, спрятала древнюю Богоматерь под ворот сорочки, между грудей.

– Не вздумай снимать и проживешь как княжна Ворошилова до ста десяти лет! И вечная девственность тебе уж не грозит… – хрипло приговаривала Гаша. – А за нас не волнуйся. Ночи ждать не станем, засветло уйдем! Ищи нас после войны у тетки, в Запорожье. Слышишь, Женя!

Гаша старалась перекричать вой перепуганных девчонок и отдаленный, нарастающий грохот. Оля и Лена, цеплялись за нее руками, смотрели вслед матери. А Женя убегала от них между дымящихся руин в сторону прекрасного Днепра, туда, где грохотало.

– Слышишь грохот, Глафира? – Лена подняла к ней узкое лицо.

Гаша кивнула.

– Там огненный великан на раскаленной наковальне кует наше горе…

– Да ты еще не знаешь, что такое горе, дитя, – Александра Фоминична подошла к ним, подняла Оленьку на руки.

Глава 1. Костя

Дрищ ловко поддел фомкой дверной косяк. Его широкие, обтянутые офицерской кожанкой плечи напряглись. Поверхность доски вздыбилась, пошла трещинами, раздался хруст.

– Еще немного поднажми, – пробормотал Мика-Мотылек. Неприметный, в сером длиннополом плаще, он подпирал сутулым плечом пыльную, --">