Игорь Фёдорович Саврасов - Мальтийское эхо

кефир, бутерброды, яблоки, помидоры, влажные салфетки, пара газет. Ну, и хватит, наверное.

Плацкартный вагон, очень демократично. Правда, нижняя полка в середине вагона. Высокая цена на билет оправдывалась появившимися кондиционерами и биотуалетами. Ура! Это победа! Это прорыв! Нет нужды «терпеть нужду» и до, и во время, и после остановки. И ста лет не прошло в России…

Вагон заполнялся постепенно. Вот рядом на боковые места села пожилая пара. Видимо, муж с женой: добродушное внимание друг к другу. Затем на верхние полки в купе пристроились девушка с парнем. Тут не поймешь: вроде вместе, вроде студенты. Может, едут домой после сессии, может, отдыхать по путевке или без оной. Андрею пришла в голову наивная мысль: а что, если Питер сможет составить конкуренцию Турции и Таиланду и приворожить молодых, как его когда-то? Но эти культурологические мечтания быстро рассеялись, как только лексикон молодых людей выдал их приоритеты: пиво, бабки и т. п. Четвертый, мужчина лет пятидесяти, на нижнюю полку. Из непростых «простых». Рысьи острые глаза шукшинских героев, любителей «срезать» в любом разговоре. Да, не хотелось бы этих «Печек-лавочек». Судя по тому, как неспешно, основательно устраивался мужчина, как многозначительно поставил на столик бутылку водки, другую под столик, как развернул обильную закуску, это был военнослужащий в отставке. Андрей предусмотрительно спрятался за газетой.

— Меня зовут Николай, — отрекомендовался сосед.

— Андрей Петрович.

— Давай за знакомство, — Николай налил водки.

— Извините, Николай, не могу и не хочу. Давление, знаете ли, да и поработать с рукописью нужно. — Андрей решительно достал повесть, вооружился ручкой и начал работать.

— Хм, ну и ладно, вечер длинный. — Николай мгновенно выпил один. — Кем работаешь? — налил себе вторую и снова мгновенно выпил.

Просить Николая обращаться на «Вы» в этой ситуации не стоило.

— Преподаватель истории. И вот еще повесть написал.

Эта неосторожность, если не сказать хвастливость, сразу потребовала унизительных оправданий и вранья.

— Везу в редакцию. Утром, сразу по приезде, необходимо быть в издательстве.

— А я вот служил, вышел в отставку майором, — сказал Николай гордо. Потом нахмурился, налил третью и мгновенно выпил. — Пусть теперь другие послужат.

Николай все больше пьянел и мрачнел.

— А о чем там у тебя? — сосед кивнул на рукопись.

— Да так, истории из древности.

— А почему из древности? Лучше бы что-нибудь о природе или об армии. Лукавые вы все… — глаза Николая сузились и стали злыми.

Между писателем и вероятным читателем возникла пропасть. Андрей вспомнил, как в молодости встречался с «рабочими коллективами» и читал по линии общества «Знание» лекции о трудном международном положении. И сам был в этом трудном положении. Всем этим токарям и наладчикам было наплевать на судьбу Луиса Корвалана. А вот что касается истории или литературы, некоторые мнили себя большими знатоками…

Уйти в вагон-ресторан и там поработать? Нет, эти хемингуэевские штучки могут иметь самые серьезные последствия. Придется продолжать «творческую встречу».

Андрей убрал рукопись в сумку, лег, прикрыл глаза газетой и стал по памяти «пробегать» повесть.

«Павел — первоверховный апостол, священномученник. Прежде он назывался Савлом и был гонителем христиан».

Николай допил бутылку, плотно закусил, прилег и стал что-то бубнить себе под нос о «главном в жизни». Студенты куда-то пропали сразу и надолго, видимо, где-то рядом ехали друзья. Семейная пара на боковых местах почаевничали и улеглись подремать. Вообще, вагон на удивление был тихий, ни тебе фанатов, ни тебе дембелей. Удача прямо, не вагон — а «философский пароход».

«Апостол Павел из гонителя превратился в свидетеля о Христе. Он ведь не был, как другие апостолы, с Христом живым и вдруг оказался лицом к лицу с Христом воскресшим. Савл, по поручению Синедриона и римских властей, был направлен в Дамаск с целью преследования учеников Христа. Но Господь усмотрел в Савле «сосуд избранный», и на пути туда, ослепив, а потом вернув ему зрение, призвал к апостольскому служению».

«Да», — подумал Андрей, вспомнив Пушкинского «Пророка», — «Прав Николай: есть «главное в жизни»». Он вспомнил так же, как в студенческие годы наряду с лекциями Г.Н. ему очень нравились лекции по философии, которые читал профессор Гисманик Марк Григорьевич. Он был похож на --">