Александр Дюма - Папаша Горемыка

лодку.

Лодка была в это время средоточием всех помыслов Франсуа Гишара: во-первых, имея ее, он мог незамедлительно заработать достаточно денег для покупки того, что всякий рыбак именует снастями, а именно — вентерей, накидных сетей и всякого рода неводов; во-вторых, приближалась осень, и наш герой был не прочь подыскать себе другое пристанище вместо дупла ивы, где он ютился до сих пор; а кроме того, Франсуа не знал ничего роскошнее на свете, чем хорошая дубовая лодка, на дощатом настиле которой можно лежать и спать, укутавшись в теплое шерстяное одеяло.

В течение трех лет у Франсуа Гишара не было другой крыши над головой, другой спальни и другого ложа.

Но он был счастлив! Разве могло быть иначе?

Очевидно, древняя и чистая, лишенная примесей кровь кельтов, как и много столетий назад, продолжала течь и жилах всех мужчин рода Гишаров. Благодаря ей они сохраняли инстинктивную тягу к гордой независимости и дикарской свободе, выражавшуюся в протесте их сердец против цивилизации, и удовлетворить это влечение можно было лишь путем возврата к первобытной жизни. Провидение, вопреки всем вероятностям, в разгар XVIII века даровало последнему из Гишаров то, к чему так тщетно стремились его предки: оно приберегло для него пустынный уголок всего в четырех льё от Парижа, уголок, где он мог наслаждаться столь же абсолютной властью, как и Робинзон на своем острове.

И в самом деле, в течение последующих трех лет Франсуа Гишар лишь изредка встречал на берегах Марны какого-нибудь буржуа из Сен-Мора или какого-нибудь горожанина из Шарантона, решивших провести денек на реке и вступить в неравное соперничество с нашим рыбаком. Франсуа Гишар был единственным хозяином и властелином Марны на всем ее протяжении от Шампиньи до Кретея. В то время как Республика, Директория и Консульство сменяли друг друга, коммуны, из-за отсутствия желающих не помышлявшие о том, чтобы сдавать в аренду свои рыбные угодья, нисколько не мешали пришельцу наслаждаться своим излюбленным занятием, а он, как видно, не сомневался, что так будет продолжаться вечно.

Однажды, когда Франсуа ловил пескарей четырехугольной сетью, он поднял голову и заметил среди ивовых зарослей хорошенькую девушку: сидя на корточках у воды, она стирала белье и напевала какую-то веселую песенку.

Красивые руки, веселое лицо и задорный голос юной прачки доставили Франсуа Ришару неведомые ему прежде приятные ощущения. Забыв обо всем на свете, рыбак схватил свою толкушку с обратной стороны и, орудуя рукояткой, так сильно разорвал сеть, что, когда он вытащил ее из воды, рыбы одна за другой выскользнули через широкое отверстие, образовавшееся из-за его оплошности, и, трепыхаясь, вернулись в свое подводное царство.

Эта ощутимая потеря вернула Франсуа Гишара на грешную землю. Он сел в лодку, достал из кармана моток нитей и рыбацкий челнок и приготовился исправлять последствия своей ошибки.

Между тем девушка продолжала напевать, отбивая такт вальком, и мало-помалу снова настолько завладела вниманием рыбака, что его челнок, лишившись целенаправленного руководства, тут же принялся выписывать в сети причудливые узоры.

Тогда Франсуа Гишар отложил свои снасти в сторону.

Он занимался рыбной ловлей скорее вследствие врожденной страсти к этому промыслу, нежели из любви к наживе; однако ощущение, которое он испытывал в тот миг, дотоле неведомое ему, одержало верх над чувством как первым, так и вторым. Грубый рыбак Франсуа Гишар, для которого не было до сих пор большего наслаждения, чем поймать карпа или щуку, от звуков девичьего голоса погрузился в глубокую задумчивость. Не без робости раздвигал он ветки, чтобы рассмотреть внешность певуньи, когда, выколачивая белье вальком, она приподнимала свое пылающее от работы лицо и становились видны ее губы, целиком отданные песенке, и ее сверкающие глаза.

Франсуа Гишар пребывал в восхищении до тех пор, пока девушка не закончила выжимать последнюю скатёрку.

Но вот она собрала плоды своего труда в корзину и собралась взвалить эту ношу к себе на спину.

Однако ее уход не устраивал Франсуа Гишара: он был готов всю ночь слушать очаровавшие его звуки и не понимал, какие еще дела могут быть у такой прекрасной певуньи.

Рыбак осторожно уперся багром в берег и, резко оттолкнувшись, заставил свою лодку в одно мгновение перенести его через рукав реки.

Обернувшись, чтобы подобрать валек, прачка заметила молодого человека, смотревшего --">