Наталья Юрьевна Дмитриева - Алхимики

отдалении, внезапно подошла и положила руку мужу на плечо.

— Неужто мы хуже других? Неужто грехов у нас меньше? Коли дело благое, пусть войдут да выпьют по кружке пива. А святой Аурус наверняка поможет вылечить язву у тебя на ноге.

— Святые не шляются по трактирам, — упрямо мотнул головой трактирщик. — А ты, жена, приглядывай лучше за очагом! Святой! А мне что за радость с этого? Мало святых ходит мимо нас в Тинен и обратно? На прошлой неделе был святой Ливин, до него — святые Христофор и Варвара. Раньше образа и мощи носили самые знатные жители города, торжественно и с великим почтением. Теперь же всякие голодранцы взялись за это: собирают толпу бездельников и несутся так, будто им дьявол поджаривает пятки, кричат и улюлюкают! При этом все они пьяные и всегда выкидывают разные мерзкие шутки, а то и врываются без спросу, бесчинствуют, гадят, где попало, и никогда не платят, думая, что из-за их священной ноши им ни в чем не должно быть отказа… Ну уж нет! Святой или грешник — он у меня и черствой корки не получит, пока я не услышу звона монет в его кошельке!

— Уймись, муженек, — произнесла жена, с улыбкой поглядывая на красивого школяра. — Разве не видишь, какие благодушные лица у этих господ? Неужели святой, которому они служат, оставил их без покровительства?

— Твоя правда, милая хозяйка, — важно кивнул богомолец, между тем как товарищ за его спиной едва удерживался от смеха. — Милость святого Ауруса всегда с нами.

— Не поверю, пока сам не увижу, — сказал трактирщик.

— Ну, так смотри! — И школяр ловко швырнул ему золотой. — Смотри, пивной бочонок, ибо нигде больше ты не увидишь такой полновесной благодати!

Придирчиво осмотрев монету, хозяин изменил мнение насчет святости Ауруса из Эрпса и позволил путникам сесть за стол. Гордые собой школяры заказали лучшего из еды и питья, а, наевшись, принялись угощать других. Свой сундук они водрузили тут же и прикладывались к нему едва ли не чаще, чем к кружкам, но на вопрос о причине такой почтительности отвечали туманно, перемигиваясь и ухмыляясь во весь рот.

По соседству с ними сидел человек с видом кислым и раздражительным. Облачение выдавало в нем каноника: старая сутана выцвела и порыжела, а короткая накидка с капюшоном пестрела разноцветными пятнами. Лицо его было бледным, как у покойника, впалые щеки и бугристый нос — в синеватых прожилках.

— Эй, — подтолкнул друга здоровяк, кивая в сторону соседа. — Погляди на эту бледную рожу. Он будто жабу проглотил — его того и гляди стошнит. Все то время, что мы здесь сидим, он не выпил и полкружки пива, зато глаз не сводит со святых мощей…

Красивый школяр приподнял шляпу, и по его губам скользнула хитрая улыбка.

— Эти глаза мне нравятся, — прошептал он. — Они желтые, как прогнивший лимон, жадности в них хватило бы на пятерых попов, набрякшие веки — свидетельство бессонных ночей, вряд ли проведенных в молельне. Святой Аурус любит таких!

— Погляди на его руки, — добавил товарищ. — Пальцы скрючены, а ногти крошатся, как хрупкое стекло. Видишь, как он любовно ласкает медную монетку? Пусть этот кусок встанет у меня поперек горла, если она не видится ему золотой.

Не успел богомолец договорить, как каноник, поднявшись, пересел за их стол.

— Господь да благословит вашу пищу, дети мои, — протянул он елейным голосом, шаря взглядом по сундуку. — In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti^[1]…

— Amen, — в один голос ответили школяры.

— Я — здешний священник и подобно вам обучался в Лувенском университете, но мне не доводилось слышать о святом Аурусе из Эрпса. Не удовлетворите ли мое любопытство и не расскажете, чем он прославился и когда причислен был к лику святых?

— Ах, отче! — вздохнул в ответ красивый богомолец. — Не раз уж говорилось, что несравненно больше святых умирает ежедневно, нежели число тех, что признаны церковью.

— Стало быть, он не канонизирован?

— Нет, ибо еще не прошло пяти лет с его кончины.

— Стало быть, он славен своими деяниями?

— Пред Богом — per supergressum^[2].

— Что же он совершил?

— О жизни его известно малое, но лишь доброе, — потупив глаза, затянул школяр. — Известно, что скромность его не уступала добродетели, а то и другое — его благочестию. В ранней юности он дал обет нестяжания и исполнял его с твердостью в сердце. В своем уничижении святой Аурус дошел до того, что почитал себя недостойным принимать подаяние и все, что ему жертвовали, он --">