Бернард Корнуэлл - Стрелки Шарпа

таверне в ничтожном испанском городишке, лежащем на ничтожной каменистой дороге к морю. Теперь судьба пьяниц зависела от милости французов.

Высокий лейтенант в зеленом мундире 95-го стрелкового полка бродил среди разбросанных во дворе таверны тел. Уснувшие пьянчуги его не интересовали. Он искал деревянные ящики с порохом, сброшенные с фургонов, чтобы освободить место для раненых и обмороженных. Ослабевшая армия была не в силах тащить за собой боеприпасы, как, впрочем, и многое другое. Все оставалось французам. Лейтенант приказал стрелкам набить патронами ранцы и карманы. Теперь он и его подчиненный загружали корзины последнего батальонного мула.

Стрелок Купер посмотрел на оставшиеся ящики:

– А что делать с этими, сэр?

– Сжечь.

– Силы ада! – Купер расхохотался и показал на валяющихся по всему двору пьяниц: – Вы же их поджарите!

– Это все равно сделают французы. – Глубокий шрам на левой щеке лейтенанта придавал ему свирепый вид. – Ты что, хочешь, чтобы французы перебили нас нашим же порохом?

Куперу было все равно, что сделают французы. Сейчас его больше волновала уснувшая в углу двора пьяная девчонка.

– Жаль ее убивать, сэр. Посмотрите, какая лапочка.

– Оставь ее французам.

Купер наклонился и расстегнул платье, чтобы увидеть груди. Девушка поежилась от холодного воздуха, но не проснулась. В залитом вином платье и с перепачканными блевотой волосами она все равно была хороша. В пятнадцать или шестнадцать лет она вышла замуж за солдата и поехала за ним на войну. Теперь ее оставляли французам.

– Просыпайся! – крикнул Купер.

– Брось ее, – проворчал лейтенант, но не удержался и подошел поближе. – Сука бестолковая, – проворчал он мрачно.

Во дворе показался майор.

– Интендант!

– Слушаю, сэр! – резко обернулся лейтенант.

У майора было злое лицо с маленькими жесткими усиками.

– Когда закончите раздевать женщин, окажите любезность, присоединитесь к нам.

– Я бы хотел вначале сжечь эти ящики, сэр.

– Пропади они пропадом, ваши ящики! Поторапливайтесь!

– Слушаюсь, сэр!

– Если, конечно, не собираетесь остаться. Не думаю, что армия много без вас потеряет.

Лейтенант не ответил. Шесть месяцев назад, когда его перевели служить в батальон, ни один офицер не позволил бы себе говорить в таком тоне в присутствии солдат. Поражение испортило характеры и обострило скрытые противоречия. Люди, которые в нормальной обстановке обращались друг с другом с показным уважением, а иногда и с натянутой сердечностью, теперь грызлись как бешеные псы.

Майор Уоррен Даннет ненавидел своего интенданта слепой, всепоглощающей ненавистью, и самым оскорбительным для майора было то, что лейтенант на нее не реагировал. Вызывающий и независимый вид новоиспеченного офицера окончательно добивал Даннета.

– За кого, интересно, он себя принимает? – накинулся майор на капитана Мюррея. – С чего он взял, что его будет ждать вся армия, будь она проклята?

– Он выполняет свои обязанности, не так ли? – Джон Мюррей был мягким и справедливым человеком.

– Ни черта он не выполняет. Разглядывает сиськи какой-то шлюхи, – сплюнул Даннет. – Я всегда был против присутствия этого идиота в батальоне! Полковник принял его на службу из уважения к Вилли Лоуфорду. До чего, будь оно все проклято, докатилась армия? Ну какой офицер может получиться из сержанта? И еще смел податься в стрелки!..

Мюррей подозревал, что Даннет просто завидует новому лейтенанту. В британской армии мало кому удавалось дослужиться от рядового до офицера. Интенданту это удалось. Он побегал с ружьем в красном солдатском мундире, потом стал сержантом, после чего, в награду за проявленную на поле боя самоубийственную храбрость, его произвели в офицеры. Прочие офицеры знали о прошлом лейтенанта и боялись, что его боевой опыт лишний раз подчеркнет их собственную некомпетентность. Тревожились они напрасно, ибо полковник с первого дня назначил лейтенанта на интендантскую должность, понимая, что человек, послуживший и солдатом и сержантом, до тонкости разбирается в махинациях вещевой службы.

Оставив французам и пьяных, и патроны, интендант вышел со двора таверны. На улице под холодным дождем ожидали триста стрелков. Замотанные в раздобытое на марше тряпье солдаты и офицеры походили на чудовищную армию нищих. У многих подошвы сапог держались на веревках. Грязные шарфы укрывали небритые лица. Красные опустошенные глаза, --">