Валерий Владимирович Жильников - Я и мiр

наши свободолюбивые дикари устроили скандал, но мама его быстро погасила воздействием на совесть и мягкое место. Последующие годы жизни никаких перевозок не боялись

Заканчивалось жаркое лето 1951 года, и ребят начали собирать в долгую дорогу получения знаний. Получали в школе учебники, покупали тетради, прописи, карандаши, перьевые ручки (обязательно с пером номер 3), портфели и чернильницы (непроливайки), конус в конусе.

И вот оно—Первое сентября, окончание безответственной жизни. Дальше у большинства жизнь разбивается на обязательные действия, которые ты обязан совершить в определенное время (посещение школы, приход на работу, выполнение служебных обязанностей т.д.). Таких обязанностей нет у людей так называемых «свободных» профессий (писатели, художники, музыканты). Они время и действия определяют, в основном, сами. Особая группа—бомжи, со своими законами и даже иерархией.

До школы было недалеко и безопасно, но на первый раз с нами пошла мама. При полном параде с коротенькими штанишками с лямочками– мы в них ходили до третьего класса. (Длинные брюки были уже для настоящих мужчин). В классе нас посадили за парты, зашла «красивая женщина» (или же учитель), поздравила с началом новой жизнью и распрощалась с родителями. И тут братец Витечка с криком «Мама» вылетает из класса. Мама испытанным способом «воздействие на совесть и мягкое место» возвращает его обратно. Как говорила учительница, маме она подумала, что с ним будут трудности, но нет, реагирует на вопросы и тянет ручку. Дальше все было хорошо, правда во всех классах брат получал на две-три четверки больше меня. Других оценок у нас не было. Года два или три нам удалось походить в школьной форме—брюки, гимнастерки, ремень и фуражки с буквой «Ш». Таким образом государство пыталось загрузить работой промышленность, которая шить ничего другого не могла и не хотела. Сейчас также в офисные одежды наряжают бюджетников, покупай что дают. Но это не все, замедленный сюрприз ожидал уже давно нас дома. Папе из Германии друг привез и подарил пианино. Инструмент стоял как мебель и у нас мысли не возникало зачем, ведь, в доме никто не играл, только пыль вытирали. И проявился карательный смысл этой вещи с клавишами. Мама повела нас поступать в музыкальную школу по классу фортепиано. Поверили слух и попросили спеть. Я спел куплет нейтральной песни «Во поле береза стояла», а Витя на одной ноте забасил «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил». На вопрос «Откуда ты знаешь?»—ответ: папа. Не знаю почему, но меня взяли, а братана только на следующий год. Профессионалы-музыканты упражняются по восемь часов в день, нам родители определили по часу. Сначала было очень скучно, играли гаммы, уточка луговая и Сулико (грузинская песня – чтобы не забывали вождя). Когда научились играть (второй класс) – то задания из детских альбомов Чайковского, Гедика и др. Это уже разнообразней, и время пошло быстрее. После обеда и короткого отдыха один садился за инструмент, другой за уроки, а через час менялись. Друг у друга не списывали, гордость не позволяла. За регламентом следила баба Аня. Ей было все равно что и как звучало, лишь бы звучало. Уроки иногда помогал делать деда Саша, у него было образование четыре класса церковно-приходской школы и очень красивый почерк, как на государственных бумагах. Когда в музыкальную школу вызывали, у нас были проблемы с сольфеджио, то ходил дед, честно

выслушивал наши ошибки, и они по-обоюдному согласию забывались и дальше порога школы не уходили. Вечером, часто при свечах и керосиновых лампах, читали книги, слушали единственную радиопрограмму из жестяного рупора, по нему же передавали сигналы тревоги, а в Ленинграде отбивал стук времени метроном. Танцевали под патефон с ручной заводкой пружины.

В нашем доме кличка Сталин никогда не произносилась и когда он умер, нас попросили на всякий случай громко не играть. Могли донести куда надо. Только позже мы узнали, что дедушка Иосиф погиб в сталинских лагерях. В 1964 году папа добился его реабилитации. Это значит, что мы, государство, имеем право миллионами убивать своих людей, а если ошиблись, ничего—извинимся. К сожалению, в другой форме такая усмирительно-показательная форма воздействия существует и сейчас.

Под руководством КПБ (тогда это была Коммунистическая партия Большевиков) существовала «общественная пионерская организация имени Ленина», и при достижении ребенком 10 лет начиналась кампания по --">