Василий Федорович Червинский - В стране кенгуру и эму

соблюдаемой и здесь, хозяева приглашают попробовать их продукцию. Опасаясь, что это может занять много времени, по-русски спрашиваю у главного винодела, нельзя ли обойтись без соблюдения этой традиции. Но он меня уверяет, что директор хочет иметь в книге запись русского посетителя, и если я сейчас уеду, то обижу его.

В красиво оформленном зале на стенах размещена целая выставка полученных заводом премий; здесь же представлены образцы продукции завода. Мистер Ранкин, большой знаток вин, характеризует каждый сорт.

Мне предстоит еще познакомиться с опытной станцией виноградарства, расположенной в двадцати пяти километрах от завода. Снова проезжаем несколько небольших городков и въезжаем во двор опытной станции. Посреди виноградников стоит небольшое здание летнего типа, состоящее из нескольких комнат. В комнатах пусто. Только под навесом, невдалеке от трактора, на старом матраце спит тракторист. Разбудив его, мистер Ранкин узнает, что директор станции будет примерно через 40–50 минут. Чтобы использовать время, идем осматривать виноградники.

Мистер Ранкин рассказывает, что станция занимается испытанием сортов винограда. Их здесь около двухсот. Кроме того, здесь исследуется агротехника, разрабатываются способы борьбы с вредителями винограда и его болезнями. На станции работают директор станции и рабочий. Виноградники занимают 16 гектаров; они хорошо обработаны, и под крупными листьями прячутся большие кисти наливающегося винограда.

К дому подъехала машина, и из нее вышел молодой человек— директор станции мистер Домбровский. Родители его поляки, но он считает себя австралийцем. Мистер Домбровский говорит, что он с одним рабочим вполне справляется со всеми делами. Правда, обрезка винограда продолжается три месяца. Только на время уборки нанимают двенадцать человек на каждый гектар. Для высококачественных крепких вин виноград держат на ветках до тех пор, пока он слегка завянет. Много интересного рассказал мне ученый-виноградарь. Но пора ехать.

На обратном пути мистер Ранкин расспрашивал меня о жизни в нашей стране, о различных научных исследованиях, о политике, проводимой нашим правительством, о положении в сельском хозяйстве. Попутно он высказывал и свои замечания по этим вопросам. Мы дружески с ним распрощались и условились впредь поддерживать научные связи.

Утром у двери я нашел газету. На первой странице были помещены итоги только что закончившихся выборов в парламент. Этим событиям были посвящены газеты, о них говорили в ресторанах, в парках. Но прошло несколько дней, и снова все стало, как раньше. Все опять было подчинено бизнесу. Все стремились «делать деньги», которые здесь всесильны.

ПРОЩАЙ, АВСТРАЛИЯ!

Мысленно воспроизвожу тысячи километров, наезженных по дорогам Австралии, сотни встреч с людьми, многие из которых надолго останутся в памяти. Среди них были люди, смотревшие на меня с наивным изумлением, и такие, которые считали, что я приехал из отсталой, полудикой страны, где по улицам городов чуть ли не ходят медведи и волки. Но подобных людей встречалось сравнительно мало. Многие знали об огромном научном, техническом и экономическом прогрессе нашей страны, но не представляли себе, каким образом это достигнуто. Ведь американская, английская, а за ними и австралийская печать систематически писала о преимуществах «свободного мира», о преимуществах частной инициативы, предпринимательства. Печати и многим идеологам «свободного мира» было особенно трудно объяснить запуск первых советских спутников и космических кораблей. Ведь каждому человеку было ясно: для того чтобы запустить в космос корабль с человеком на борту, требуются огромные научные и технические знания. И вдруг в буржуазной печати появилось вынужденное признание, что США далеко отстали в технике и науке от России.

Я приехал в Австралию как раз в то время, когда многие австралийцы были под впечатлением сенсационных сообщений о славных советских космонавтах. Бесчисленное количество раз мне приходилось рассказывать о достижениях советской науки и техники.

Довелось мне повстречаться и с людьми, не скрывавшими враждебного отношения ко мне как к представителю другого мира — смертельного врага существующих здесь отношений, уклада жизни, классового неравенства. Но, к счастью, их было не так много. В большинстве случаев я чувствовал доброжелательное и --">