Лотар Штайн - В черных шатрах бедуинов

женщины. Пусть их накажет Аллах!

Раздосадованный полковник вытирает мокрое от пота лицо и обращается ко мне:

— Всегда так с этим сбродом! Воюют друг с другом па моем участке, а потом прикидываются дурачками. Ничего не вытянешь из этих закоренелых упрямцев. Нас они считают совершенно лишними.

По лицу бедуина скользнула одобрительная усмешка, но офицер ее не заметил.

— Ну хорошо, — продолжает он. — Ты не знаешь, кто стрелял, и не имеешь ни малейшего представления о том, почему на вас напали. Пусть тебе и дальше помогает Аллах. Но так мои люди не смогут вернуть тебе похищенное. А теперь убирайся отсюда.

— Стой! — кричит он бедуину, который тотчас же бросился к двери, — протокол подпиши.

Писарь, сидевший позади полицейского и записывавший все его вопросы, а также скупые ответы бедуина, схватил большой палец однорукого и не слишком вежливо прижал его сперва к штемпельной подушке, а потом к густо исписанному листку протокола.

— Здесь приходится иметь дело с неграмотными, — объясняет полковник. — И несмотря на это, они так хитры, что нам очень редко удается докопаться до истины. Эти полудикари не доверяют закону. И вообще, что здесь за жизнь? Ни кино, ни девочек, даже пива нет в этой пустыне, газета — и та редкость! Что вас привело из такой дали в эти дикие места? — запричитал полицейский и, не дождавшись ответа, добавил:

— Да, Каир — вот это мир! Это — рай — аль Кахира!

Чтобы успокоить разволновавшегося блюстителя порядка, я предлагаю ему сигарету, и мы допиваем наш чай. Подозрительный араб уже давно скрылся, даже не попрощавшись. У меня сложилось впечатление, что полицейские довольны тем, что избавились от него. Прощаюсь и я и по горячему песку бреду к рыночной площади на свою квартиру. На Востоке мне не раз приходилось бывать случайным очевидцем драматических сцен, но я никогда не мог узнать истинных причин ни одной из них. Или узнавал много позже. Так было и на этот раз.

Когда спустя несколько недель я почти заканчивал программу своих исследований в оазисе Сива и собирался возвратиться в Александрию, как-то после обеда встретил своего старого друга шейха Салеха Абдель Малика, вождя племени бедуинов аулад-али. Он часто наведывался в Сиву, где торговал с крестьянами оазиса. В тот же день он предложил мне поехать вместе с ним в Мараги, где должен был состояться фарах, веселый праздник с музыкой и танцами по случаю бедуинской свадьбы. Я охотно согласился, и после обеда мы отправились по живописной скалистой пустыне на запад. Проделав почти сорокакилометровый путь, мы приближались к месту, где были раскинуты шатры. И тут на нас бросилась разъяренная пастушеская собака. Она прыгала, как безумная, и угодила под колеса машины. Ее труп остался лежать на дороге.

— Жаль собаку, — пробормотал мой спутник. — Но в конце концов она сама виновата.

Стемнело, у шатров заполыхали костры. Мараги — это последнее селение у ливийской границы. Здешние бедуины племени шехибат беспрепятственно переходят границу в обоих направлениях, занимаясь контрабандой. Граница по существу открыта, и лишь изредка здесь можно встретить египетский таможенный патруль.

Еще по дороге сюда я узнал от шейха Салеха, что молодой человек из Джарбуба, ближайшего оазиса в Ливии, берет себе в жены девушку из племени шехибат. Сегодня вечером должен состояться большой праздничный пир и лайлаг аль-духлул (ночь соединения новобрачных). Наутро супруг увезет молодую жену в Джарбуб.

Едва я остановил «лендровер»^[2] перед большим шатром, как нас уже окружили десятки бедуинов, вооруженных ружьями и карабинами, из которых они весело палили в воздух. Так в этих местах обычно приветствуют желанных гостей. Они называют это «фантазиа». Старшина селения проводил нас в праздничный шатер. Мы сели на цветной ковер, и нас тотчас же угостили крепким чаем и жареным арахисом. Мы поздравили жениха, который по одежде почти ничем не отличался от остальных. Только его ладони были окрашены хной. К сожалению, не удалось увидеть невесту; закутанная в покрывало, увешанная золотыми украшениями, она в это время находилась в гареме (точнее, махрам — женская половина шатра). На ковре, поджав под себя ноги, сидели 35–40 бедуинов. Здесь были представлены все возрасты: степенные седобородые старцы и лихие юноши, у которых только пробивается первый пушок, но они уже гордо сжимают в руке ружье.

Вечером, перед тем как --">