Сигфрид Сёдергрен - Конго глазами художника

и решил сразу взять быка за рога. На шведской миссионерской станции мне рассказали, что в больницу недавно прибыл новый врач, который в свое время служил в войсках в Индокитае.

Я взял свое заключение и пошел в больницу. За письменным столом с горой бумаг сидел молодой еще француз, лет тридцати пяти, с худым, аскетическим лицом. У него был такой вид, словно ему все на свете осточертело; в корнях волос блестели капельки пота. Несмотря на ранний час, уже стояла жара. Окна были раскрыты, и пожелтевшая занавеска колыхалась в струе воздуха от огромного вентилятора под потолком.

— Бонжур, мосье доктор.

— Бонжур, мосье. Ну и пекло!

Он вытер лоб носовым платком. Я представился, объяснил, что у меня аппендицит, воспаление слепой кишки, и протянул ему заключение португальца.

— Аппендицит! Тре бьен! Очень хорошо!

Он сразу повеселел и принялся штудировать заключение. Долго стояла тишина. Кажется, почерк не очень разборчивый? Лоб врача прорезали озабоченные складки, наконец он пробормотал: «Ох уж эти португальцы!» — и отложил листок в сторону.

— Я не знаю португальского языка, по ничего, как-нибудь справимся.

Он встал и, потирая руки, с загоревшимся взором добавил:

— Приходите в четверг, в девять утра. К тому времени все подготовим для операции.

Потом мной занялась медицинская сестра, которая взяла всевозможные анализы. Больше всего се заботило, пет ли у меня малярии.

Я вышел из больницы слегка подавленный. Очень уж явно этот врач обрадовался. Хотя вообще-то можно понять, как тоскливо в Пуэнт-Нуаре человеку, привыкшему потрошить доблестных воинов в Индокитае. Здесь все только лихорадка да глисты…

Еще держится утренняя свежесть, посаженные в ряд миндальные деревья роняют на землю капли росы. Щебечут птицы, я чувствую себя здоровым, как никогда, и мне вовсе не хочется в больницу. Меня встречает жизнерадостная медицинская сестра в белом.

— Раздевайтесь и наденьте вот это.

Она вручает мне белый махровый халат и шлепанцы. Как-то все это нереально. Я смотрю на свой живот. Он пока цел, и у меня ничего не болит. Может быть, операция не нужна?

Мне предлагают пройти в операционную. Она находится в дальнем конце корпуса для местных жителей, длинного барака с маленькими окошками, который, по сути дела, состоит из одной общей палаты, где пациенты лежат рядами на полу. Вхожу в барак, и дверь, захлопнувшись за мной, отсекает слепящий солнечный свет. В нос ударяет запах эфира и медикаментов. Смутно различаю на полу фигуры больных. Стоны, охи, невообразимая теснота. Каждого больного окружает многочисленная родня, и я шагаю очень осторожно, чтобы не наступить на кого-нибудь.

В операционном зале меня встречают четыре чернокожих санитара. Мне уже тошно, и я, как могу, бодрюсь.

— Бонжур, господа! Отличная погода сегодня. Неужели нужно четыре человека, чтобы справиться со мной?

Хоть бы намек на улыбку. Суровые, неправдоподобно черные в своих белых халатах и шапочках, они велят мне раздеться и указывают на стоящий посреди комнаты операционный стол. Черный стол производит страшно холодное и бездушное впечатление.

Стою нагишом и чувствую себя, как никогда, беспомощным и обреченным. Мне показывают жестом, чтобы я ложился. Хотя бы сказали что-нибудь — не мне, так друг другу. Пет, ни звука, передвигаются по комнате, точно роботы. Черная клеенка на столе холодит спину. Мне привязывают руки и ноги, и я лежу, как в тисках. Отворяется дверь, входит врач. Он весело насвистывает и словно приносит с собой луч света. Подходит к умывальнику, споласкивает руки, потом ощупывает мой живот.

— Ишь, сколько жиру нарастил! — Он смеется.

Входит еще один человек, это операционная сестра. Она европейка, и к тому же красивая. Я чувствую себя страшно неловко. Хоть бы усыпили поскорее!

Но приготовления далеко не закончены. К изголовью подтаскивают большой баллон с газом. На моем левом бедре укрепляют ленту с каким-то прибором. Долго возятся с чем-то вне поля моего зрения. Санитары заняли места, два с одной стороны, два с другой. Смотрю на бесстрастные лица, будто вырезанные из черного дерева.

Мне кладут что-то на лицо. Это эфирная маска. Она ложится косо и защемляет мне нос так, что я не могу вдохнуть ни воздух, ни эфирные пары. Вот будет глупо, если я задохнусь раньше, чем меня усыпят! Дергаю головой, маска отлетает в сторону, сестра сердито кричит.

Маска --">