Сигфрид Сёдергрен - Конго глазами художника

Браззавиле я совсем не помню. Был слишком мал. (А то, что сейчас меня окружает. тоже Африка пли всего лишь застопорившая ток времени серая бесконечность?) 11о словам родителей, я любил лежать на полу, прижавшись щекой к доскам, так было прохладнее. Сейчас жарко, очень жарко. И я по себе чувствую, что приближается Конго. Словно возвращаюсь домой…

В Гвинейском заливе, на маленьком острове Принсипи с плантациями какао, один из «боев» упал в грузовой трюм и сломал себе хребет. Тут же, на острове, его и похоронили, и товарищи покойного, пели о вечном белом сиянии. Хедмен произнес надгробное слово. После похорон гроб, взятый напрокат, возвратили владельцу. Когда гроб опрокинули над могилой, тело со стуком шлепнулось на дно ямы.

В Лобиту, в Анголе, я сошел с парохода и на несколько недель застрял у своего хорошего друга из французского консульства. До конголезского порта Пуэнт-Нуар оставались всего сутки пути на пароходе местной линии. А меня одолела хандра. Зной, палящее солнце и зной… Утром только почистишь зубы в переливающемся росой консульском саду, как уже опять жарища начинается. Во второй половине дня дышать чуть легче, освещение становится мягче и выявляются красивые оттенки. Даже чересчур красивые, и закат, после которого сразу сгущается тьма, какой-то слащавый.

Чужой звук шаркающей поступи ночных прохожих… Они меня не замечают, хоть бы один голову повернул в мою сторону. Безучастные пальмы будто декорации на фоне неба, на ощупь жесткие и шероховатые. Африка уходит вдаль величественными складками, отгораживаясь от меня. Огромный материк, о котором писал Джозеф Конрад и который я считал своим. (Разве не было моего конголезского детства?) Баобабы, местный рынок, деревин в окрестностях города — конечно, все это интересно. Но открыта ли мне их суть? Разве справедливо, что мое стремление понять и быть понятым встречает только презрение? И я на все стал смотреть с зевком. Проснись, тоскливое окружение, яви мне что-нибудь! Не замыкайся в себя так упорно.

Дверь в Африку мне отворили женщины. Шествие чернокожих женщин, идущих по воду.

За городом протекала река, к ней они приходили на закате. Я без особого интереса провожал их взглядом. Калебасы^[1] и головы словно четки на фоне неба. Вверх-вниз, подчиняясь певучему ритму.

Певучий ритм! Весь пейзаж живет, женщины не идут — скользят сквозь волнистый ландшафт, тела двигаются, будто в жидком масле, ловя и сглаживая неровности тропы. Влажно поблескивая, плывут в воздухе калебасы. Женщины весело говорят друг с другом и пересмеиваются, не поворачивая головы.

И я чувствую, что наконец-то напал на суть.

Перед стройкой напротив консульства сидел на ящике человек. Придет с утра пораньше и сидит целый день. Кругом стучали, колотили, и цветы гибискуса уныло поникали, наглотавшись пыли. Скрежетала бетономешалка, грузовики ездили взад-вперед и гудели, но ему ничто не мешало. Довольное лицо выражало блаженный покой.

Вечером, когда заканчивалась работа и шум стихал, он поднимался с места и уходил. Это повторялось изо дня в день.

ВСТРЕЧА С БОЛЬЮ

В Лобиту я заболел аппендицитом. Целую ночь, обливаясь холодным потом, корчился на кровати, будто червяк. Утром пришел врач-португалец и потискал мне указательным пальцем живот. Палец был украшен невероятно длинным ногтем, под которым скопилось немало грязи. Судя по всему, отращивать длинный ноготь на одном пальце было у португальцев модой; я видел такой же у секретаря консульства.

Врач прописал мне пузырь со льдом на живот и шампанское внутрь, ничего, кроме шампанского. Пить чайными ложками.

— Этот приступ скоро пройдет. Но в следующий раз!.. — Он устрашающе захлопнул свой черный саквояж.

— Но я через несколько дней уезжаю в Пуэнт-Нуар. Потом отправлюсь дальше, в глубь страны, буду писать в деревнях.

— Я бы вам не советовал это делать. Еще один приступ может оказаться роковым, если не будет врача, чтобы сделать операцию…

— Там есть знахари…

Он даже не улыбнулся.

— Кстати, будет совсем неплохо, если вы в Пуэнт-Нуаре ляжете в больницу. К тому времени воспаление спадет, легче оперировать. Я напишу вам заключение.

Он исписал целый лист бумаги с обеих сторон непонятными латинскими и португальскими словами.

— Передайте это врачу в Пуэнт-Нуаре, и все будет в порядке. Счастливо!

Через неделю я прибыл в Пуэнт-Нуар --">