Георгий Филиппович Байдуков - Первые перелеты через Ледовитый океан

стало чуть тише.

В 22 часа 10 минут, по расчетам, мы вышли в район острова Виктория, и Александр Васильевич написал записку командиру корабля, чтобы тот развернул самолет на новый курс — на восток, ведущий на архипелаг Земли Франца-Иосифа.

Когда я передавал указания штурмана Чкалову, тот не удержался и озорно прокричал мне в ухо:

— Вот бы махнуть прямо на полюс! Рукой подать...

Я что-то шутливо бросил ему в ответ, и он, улыбаясь, сунул мне в бок кулаком...

Пройдены первые 2700 километров пути.

В 23 часа 10 минут 20 июля 1936 года с борта «АНТ-25» была послана радиограмма: «Все в порядке. Проходим Землю Франца-Иосифа. Видим острова. Привет зимовщикам бухты Тихая от экипажа. Чкалов, Байдуков, Беляков».

Я отдыхал, наблюдая внутри самолета тени, ползущие от каждого незначительного изменения положения самолета в пространстве, когда услыхал:

— Наблюдайте! Земля Франца-Иосифа видна!

Вскочив с маслобака, я вытащил из бортовой сумки фотоаппарат и просунулся с ним к боковым стеклам переднего пилотского фонаря, чтобы сделать серию снимков арктического пейзажа.

Часы показывали полночь, но над Землей Франца-Иосифа солнце стояло высоко над горизонтом. Нашим взорам открылась сказочная панорама — разбросанные острова архипелага.

Наступило 21 июля 1936 года.

После Земли Франца-Иосифа мы увидели чистую воду, а за нею сплошное неоглядное ледяное поле.

Надо льдами висел густой туман, а выше — многоярусная облачность. Вскоре мы оказались между слоями облаков. Я стал набирать высоту. Но еще достаточно нагруженный бензином «АНТ-25» не мог выйти на высоту пяти километров, чтобы пробиться к солнцу. Возникла дилемма: либо идти в облачности циклона, который был точнейшим образом предсказан при вылете метеорологической службой, или обходить его стороной, чтобы не подвергать самолет обледенению или перегрузкам в кучевой облачности.

Здесь мы со всей очевидностью убедились в том, насколько несостоятельным было предположение некоторых ученых-метеоспециалистов, которые утверждали, что в центральных районах Арктики верхняя кромка облачности даже летом не превышает 3—5 километров высоты.

Между тем мы летели в облачности, и через час стало ясно: обледенение самолета идет так интенсивно, что вскоре будет угрожать его безопасности. Самолет трясло как в лихорадке.

Чкалов помог мне включить антиобледенительное устройство для воздушного винта. Наш маневр миновать облачность не дал ощутимых результатов, так как циклон оказался весьма обширным по фронту и на его обход требовалось много времени и горючего.

В поисках лучшего варианта Валерий Павлович и Александр Васильевич выдавали мне множество различных курсов. Ведя самолет вслепую, я насчитывал уже более двенадцати изломов маршрута, когда внезапно, в разрыве облачности, увидел фантастически грозную вертикально торчащую скалу среди безбрежного арктического океана льдов и снега.

Командир и штурман, держа в руках карты, припали к иллюминаторам самолета, разглядывая внизу слабые очертания кромки настоящей земли: нет сомнения, это были острова Северной Земли. Но снова, будто занавес на сцене, облачность закрыла картину.

В 8 часов Беляков радировал: «Все в порядке. Находимся Северная Земля».

Но циклон продолжался, и уклоняться от основного курса уже было нельзя, мы должны были придерживаться графика, экономить горючее.

Мы решаем пробивать облачность вверх. Вылезли к солнцу на высоте 4000 метров и пошли прямым курсом на бухту Тикси.

Облачность, однако, опять окутала самолет, и машина вновь сильно обледенела. Командир экипажа, усталый и озабоченный, обнял меня за плечи и крикнул на ухо:

— Снижайся, Егор, снижайся, уж больно опасно раскачивается хвостовое оперение из-за обледенения! Того и гляди, оборвутся силовые ленты стабилизатора.

Сбавив обороты мотору, резко снижаюсь, и мы вскоре видим мозаичную окраску прибрежных льдов Хатангского залива.

Все это время Беляков бессменно нес вахту штурмана, более 19 часов. Циклон выбил нас из графика. Чкалов сменил меня за штурвалом самолета, а я — Белякова на вахте штурмана.

Валерий набрал высоту 4300 метров.

Беляков, очень усталый, тут же немедленно растянулся и уснул прямо на днище фюзеляжа самолета.

В 6 часов 25 минут я послал в штаб перелета донесение: «5 часов боролись с облачностью. После длительного нахождения в слепом полете ориентируемся».

Дав Александру Васильевичу отдохнуть часа два, я разбудил штурмана и --">