Окмир Егишевич Агаханянц - На Памире

хроникальные записи рядом с геоботаническим материалом ожили. Пробегая глазами описание растительности, я прекрасно, в красках и образах, представлял себе всю обстановку того дня и часа. Казалось, я даже чувствую запах полыни, хотя это уж было продуктом воображения. За растительностью в памяти оживали люди, походы, неудачи и успехи. Иногда события приобретали драматический характер, иногда — юмористический. И за всем этим вставала страна Памир. Он милее всего моему сердцу: сухой, каменистый, пестрый, громоздкий и какой то незавершенный, вроде гигантской заготовки, которую природа обтачивает в эмпирических поисках совершенства. Памир так динамичен, что четвертое измерение его природы — время — становится почти ощутимым…

А потом я однажды почувствовал запах полыни, исходивший от сложенного в углу кабинета гербария. Повеяло пряным ветром Азии. И я захотел поделиться с читателем хоть частью того, что содержалось в моих полевых дневниках.

Эта книга совсем не продолжение той. Она о том же самом: о горах, растениях, природе, поисках. Но она и совсем о другом — о том, чего не было в той книге. Совсем другая книга.

Поскольку Памир в своем многообразии необъятен, а об интересных людях и событиях в полевых дневниках написано очень много, я решил выбрать из них всего несколько фрагментов, хотя и не укладывающихся в общий сюжет, но охватывающих самое характерное. Удачно ли я эти фрагменты отобрал — не знаю. Но мне очень хочется, чтобы, отложив прочитанную книгу, читатель представил себе Памир в образах. Тогда я сочту, что написал все это не зря.

НАЧАЛО

Аспирант — это человек, который должен быть готовым к любым неприятностям. Я был тогда аспирантом, но не знал этой простой истины. Позже я убедился в том, что к неприятностям надо быть готовым на любом уровне научной карьеры, но тогда неприятность застала меня врасплох. Откликаясь на одну из кампаний, кафедра заменила мне тему. Мой небольшой, состоявший из двух сезонов опыт работы в Арктике, которой я решил посвятить свои силы, не был принят во внимание. Мне предложили включиться в академическую экспедицию, направлявшуюся в Заволжье.

Говорят, что судьба играет человеком. Если это так, то на этот раз судьба сыграла со мной, как нужно: академическая экспедиция по каким-то финансовым соображениям весной с выездом задержалась. Летом ехать в выгоревшие степи не имело смысла — экспедицию отложили до осени, а осенью не мог ехать я. Как аспирант, я мог тратить средства на полевые исследования почему-то только в летние месяцы. Зажатый жерновами финансовых инструкций, я оказался у разбитого корыта: в Арктическом институте на мое место уже кого-то взяли, и этот счастливчик был уже на Таймыре, Заволжье отпадало… Чуть теплый ленинградский май подошел к концу, а я околачивался в Ботаническом институте в надежде примкнуть хоть к какой-нибудь экспедиции.

Судьба явилась в образе молодого профессора, читавшего когда-то нам курс ботанической географии. Полюбопытствовав насчет причины бездельного моего пребывания в вестибюле института, он узнал от меня всю горькую правду, подумал с минуту и спросил: «В Таджикистан хотите?» Я сказал, что хочу, поскольку завтра уже июнь, сезон начался и что-то надо делать. Предложи он мне Колыму или Карпаты, я бы тоже согласился. Через полчаса я уже стоял перед человеком, который возглавлял тогда одно ботаническое учреждение в Таджикистане. Он задал мне несколько вопросов и остался, видимо, доволен, так как написал три телеграммы в Таджикистан и велел мне их отправить. Через два дня пришел ответ. Меня назначили начальником геоботанического отряда паст — бищной экспедиции в Таджикистане. Я охнул: какой же я начальник? Пожилой ботаник из Таджикистана, находившийся в Ленинграде в командировке, пояснил мне, что это немыслимое возвышение связано с нехваткой кадров, похлопал меня по плечу и посоветовал дерзать. Выхода не было. Тем более что в телеграмме содержался приказ выезжать немедленно.

Это сейчас, с авиацией, легко «немедленно», а тогда поезд громыхал на рельсовых стыках семь суток. Мимо проплывали леса, луга, --">