Александр Дюма , А. Доза - Путешествие в Египет

Переезд в Париж, состоявшийся в апреле 1822 г., сделал возможным более интенсивное изучение жизни подмостков благодаря личным знакомствам с некоторыми литераторами и дальнейшее освоение древней и современной ему литературы. Среди сослуживцев нашлись люди с богатыми духовными запросами, причем такие, которые улавливали новые веяния в драматургии и поэзии и посвящали в них будущего писателя. Во Франции тогда в моду входил Шекспир, вскоре ставший знаменем романтической школы. Вспоминая в "Мемуарах" об этом этапе своего формирования, Дюма писал, что учился он не только на положительных примерах, которые ему предоставляло в изобилии творчество современников: Гюго, Шатобриана, Ламартина, Нодье, но и на примерах отрицательных. Так, у Казимира Делавиня, поэта со скромным воображением, но с непомерной самоцензурой, он учился тому, чего поэт не должен делать никогда. То были уроки раскованности, свободы, нарушения канонов, уроки, сослужившие ему незаменимую службу н в драматургии и в романах. Одной из первых ласточек французского романтизма стали изданные в 1824 г. "Новые оды" Виктора Гюго. А с 1826 г. Дюма уже сам активно участвовал в борьбе за утверждение принципов новой литературной школы.

В то время он уже начинал пробовать свои силы в драматургии, в поэзии и даже добился первого признания: его написанные совместно с двумя другими авторами водевили "Охота и любовь" и "Свадьба и похороны" в 1825 г. были поставлены на сцене, а "Элегия на смерть генерала Фуа", посвященная видному наполеоновскому военачальнику, превратившемуся в годы Реставрации в одного из лидеров антибурбонской оппозиции, принесла ему репутацию барда либерализма. В следующем году он предпринял попытку освоить жанр новеллы, но она оказалась менее плодотворной, поскольку выпущенный им сборник "Современные новеллы" остался нераспроданным. Тогда он снова обратился к драматургии, но уже на более высоком уровне. Уроки Вальтера Скотта помогли ему, как и многим другим писателям-романтикам, понять, каким неисчерпаемым кладезем сюжетов может стать национальная и мировая история. А непосредственным импульсом послужили гастроли английской труппы, сыгравшей в Париже несколько пьес Шекспира. Остановив свой выбор на эпизоде из жизни шведской королевы Кристины, которая после отречения от престола какое-то время жила во Франции, Дюма очень быстро сочинил драму в стихах. И тут же, поскольку "Кристина" хотя и была принята к постановке, но из-за театральных интриг долго не могла попасть на сцену, написал еще одну пьесу - "Генрих III и его двор"; эта пьеса была немедленно одобрена художественным советом "Комеди Франсез", поставлена 11 февраля 1829 г. и имела исключительный успех. Писатель в этих двух произведениях реализовал те теоретические принципы романтической драматургии, которые двумя годами раньше, в 1827 г., Гюго сформулировал в своем знаменитом предисловии к "Кромвелю". Вместо абстрактной рассудочности псевдоклассицизма зритель вдруг обнаружил па сцене раскрепощенную, динамичную атмосферу спектакля-праздника. Эти стремительно развивающиеся в переплетении нескольких любовных и политических интриг исторические драмы, насыщенные неистовыми страстями, наполненные "местным колоритом", в сочетании с элементами комедии и трагедии свидетельствовали о наличии у автора превосходного чувства сцены и исключительно развитого искусства диалога.

Постановка "Генриха III и его двора" оказалась первым триумфом романтической драмы и чем-то вроде репетиции перед той знаменитой битвой романтиков с классицистами, которая развернулась на премьере драмы Гюго "Эрнани". Кстати, успех Дюма стал дополнительным стимулом и для самого Гюго, который тоже вынужден был поторопиться с написанием своей пьесы. Победа романтиков означала наступление нового этапа в истории французского театра - этапа утверждения романтической драмы на сцене, являвшейся до того неприступным оплотом классицизма. Романтики использовали свой шанс и вывели французскую литературу из той серости, в которую ее загнала империя. Из трех постулируемых классицизмом единств романтики сохранили для себя лишь одно - единство действия, превратившееся для Дюма в кредо творчества. Значение пьес Гюго и Дюма определялось тем, что барьер, разделявший враждующие стороны, был не только эстетическим: па их постановке романтизм из камерного, литературного явления превращался в явление общественное, идеологическое. --">