Дэвид Аттенборо - Путешествия на другую сторону света

этой книге я использовал менее правильные, но более понятные варианты. Некоторые слова приобрели новое значение — stop означает присутствовать, а не прекратить, а fella (парень) добавляется к словам для обозначения некой сущности. Значение некоторых выражений изменилось так сильно, что импровизировать неразумно, потому что некоторые ваши замечания, пусть и совершенно непреднамеренно, будут выглядеть бестактными.

Фрэнк рассказал Гараю, зачем мы приехали в Нондугл. Он сказал: «Посмотри, эти два масты хотят найти разных птиц и разных насекомых. Гарай, ты знаешь места, где найти птиц, и ты им покажешь эти места, и масты дадут Гараю много шиллингов».

Гарай усмехнулся и с воодушевлением кивнул. Я сказал Фрэнку, что мы также надеемся снять фильм о местных жителях и их церемониях.

«Представь, что у тебя и твоих будет синг-синг ^[3], — продолжил Фрэнк, — а эти два масты сделают картину об этом синг-синг».

Гарай ответил потоком слов на пиджине, говоря так быстро и с такой незнакомой интонацией, что я не его мог понять. Фрэнк перевел.

«Завтра вечером, — сказал он, — в поселении Гарая будет церемония ухаживания под названием kanana. Вы хотите пойти?»

Теперь настала наша очередь с воодушевлением кивать.

«Эти два масты хотят сказать “большое спасибо”, — сказал Фрэнк. — Тогда завтра ночью приду и покажу место, где вы увидите канану этих людей».

На следующий вечер Гарай пришел в бунгало Фрэнка, чтобы сопроводить нас на канану, как обещал. Мы шли за ним через банановые рощи и скрипящие на ветру заросли бамбука. Воздух был холодным и вибрировал от звуков насекомых. Было около полуночи, но нам не нужны были факелы, чтобы найти дорогу: была полная луна, а небо было чистым.

Через четверть часа мы добрались до селения Гарая, окруженного казуаринами и банановыми деревьями. Он провел нас мимо нескольких низких, круглых соломенных хижин. Через щели между столбами, которые образовывали стены, видны были проблески огня и доносился приглушенный шум разговоров. Мы остановились перед хижиной другой формы, которая была больше других. Она была около 12 метров в длину, и через ее соломенную крышу с обоих концов проступали вершины пары столбов. Один из столбов символизировал женскую фигуру, второй — мужскую. Над ними чернели банановые деревья, тени на фоне звездного неба.

Гарай указал на низкий вход. «И вы, два масты, идите смотреть, остановитесь где-то внутри», — сказал он.

Мы заползли внутрь на четвереньках. Я тут же почувствовал дурноту от удушающей жары и сдавливающего горло едкого дыма. Я ничего не видел, потому что мои глаза так жгло, что я не мог открыть их. Когда, через несколько секунд, я заставил себя это сделать, я все еще мало что видел из-за слез, ослепляющих меня.

Согнувшись, прижимая ладони к саднящим глазам, я неуклюже прокладывал себе дорогу мимо сидящих близко друг к другу на земле фигур, пока не нашел свободное место в дальнем конце хижины, где я мог бы сесть. После этого, к моему облегчению и удивлению, глаза перестали слезиться, потому что дым висел только на балках, а внизу воздух был чистым. Я посмотрел по сторонам.

Дым исходил от костра, который тлел в центре земляного пола, только его пламя освещало хижину. Рядом с ним, спиной к одному из черненных сажей центральных столбов, сидел старый бородатый мужчина. Кроме нас самих, он был единственным мужчиной в хижине; люди, о которых я спотыкался, когда вошел, все были молодыми и пышущими здоровьем девушками. Они сидели в два ряда друг против друга и с любопытством посматривали на меня, хихикая между собой.

Ни у одной из девушек не было такого великолепного головного убора, какой мы видели у Гарая в первый день, поскольку из-за низкой крыши хижины носить его было бы непрактично. Вместо этого на них были маленькие шапочки, связанные из шерсти древесных кенгуру или опоссумов, а к их головам были прикреплены венцы из сверкающих зеленых жуков, заключенных в каркас из расщепленного тростника. Их лица были раскрашены точками и полосами разных цветов, и у каждой был свой рисунок, продиктованный не ритуальными требованиями, а собственными фантазиями. У большинства из них были ожерелья из бисера или полукольца из жемчужных раковин вокруг шеи или в носу, и на каждой — широкий пояс, сотканный из волокна орхидеи, который носят незамужние девушки. Их тела были смазаны свиным жиром и сажей и лоснились в тусклом, неверном свете огня.

Как --">