Камиль Фарухшинович Зиганшин - Щедрый Буге. Охотничья повесть

устройству зимовки.

Взбираясь на берег, услышали задорный посвист, который невозможно спутать ни с каким другим лесным звуком, — рябчик. Судя по мелодии, петушок. Лукса едва заметным движением руки остановил меня, а сам спрятался за ствол ели и, достав самодельный манок, ответил более глухим переливом. По треску крыльев стало ясно, что рябчик перепорхнул ближе. Лукса опять подсвистел. Хлопки послышались совсем рядом. Приглядевшись, я наконец разглядел петушка, сидящего на ветке березы. Вытянув шею и нетерпеливо переступая, он напряженно высматривал подружку.

— Живой, — радостно прошептал Лукса. — Четвертый сезон вот так. Совсем свой стал. Встречает.

Луксин «свояк» перелетел еще ближе и с явным интересом разглядывал нас. Вынырнувший из кустов Пират, не разделяя чувств хозяина, с лаем запрыгал под деревом. Петушок встрепенулся и, спланировав, исчез в чаще леса.

Надо сказать, наши четвероногие помощники резко отличались друг от друга. Пират — рослый, нахрапистый, с хорошо развитой мускулатурой, быстрой реакцией, нахальными глазами. Индус, напротив, — вялый, тщедушный, привыкший во всем подчиняться ему. Первое время при появлении Пирата он поджимал хвост и услужливо отходил в сторону. Столь же резко они отличались и по окрасу. Пират белый, только кончики подвижных ушей и хвоста черные, а Индус черно-бурый. Попал он в нашу бригаду случайно. Когда мы загружали в неожиданно подвернувшийся вертолет мешки со снаряжением и продуктами, на краю поляны сидел и смирно наблюдал за нашей беготней одинокий пес. Я на ходу кинул ему кусок хлеба. Он, не жуя, проглотил и бочком, не сводя с меня грустных глаз, подошел к трапу.

— Быстрей садись. Летим, — крикнул Лукса.

Я поднялся в салон и оглянулся. Собака молча просила одними глазами. «Может взять? Вдруг у нее талант к охоте?» — заколебался я.

— Бери, бери. Пиратке веселее будет, — сказал Лукса, заметив мою нерешительность…

Перетаскав вещи к становищу, мы занялись дровами. Двуручной пилой свалили сухостойный кедр, Отпилили и раскололи несколько душистых чурок. Отвалившиеся куски красноватой, ребристой коры изнутри были усыпаны яичками, личинками, куколками — недоглядели дятлы за лесным патриархом. Комель кедра был настолько насыщен смолой, что полено, брошенное в воду, тонуло как камень. На ночь кедр не годился — быстро сгорает. Поэтому напилили еще и плотного ясеня. Он горит долго, жарко и дает много углей.

Очистив на высоком мысу залива, недалеко от устья ключа, землю от снега, поставили удэгейскую палатку. Внешне она почти не отличается от стандартных четырехместных, но у нее есть еще и матерчатые сени, вроде половинки небольшого чума. В них удобно хранить дрова и капканы. Но главной ее особенностью и достоинством является то, что она устанавливается не с помощью стоек и колышков, а крепится внутри каркаса из жердей. Очень удобная конструкция для зимы, когда колышки в промерзшую землю забить практически невозможно. Установив жестяную печурку, Лукса набил ее чрево смоляной щепой, кедровыми поленьями и затопил. Печь быстро порозовела и начала щедро возвращать солнечное тепло, накопленное деревом за добрую сотню лет. Палатка прогрелась, наполнилась жилым духом. Приятно запахло свежей хвоей. Расстелили кабаньи шкуры, спальные мешки, Отпиленную от ясеня низенькую, но увесистую чурку пристроили в головах между спальными мешками. Получился удобный столик. Слева и справа от печки уложили сырые ольховые бревнышки, чтобы спальники и одежда не подгорали. Дед коньком повесили перекладину с крючьями. Недалеко от палатки между пихтами на высоте около двух метров соорудили из жердей настил для хранения продуктов — лабаз, а под ним из лапника шалашики для собак.

Индус тщательно обследовал обе конуры и лег в ту, что счел удобней. Заслышав приближение убежавшего было Пирата, он тотчас притворился спящим. Но Пират не проявил ни малейшего интереса к теплым пихтовым гнездам. Усевшись возле груды поленьев, он принялся выкусывать кусочки льда, намерзшие между подушечками пальцев.

Закончив дела, мы устроились на берегу отдохнуть и молча наблюдали заход солнца.

Теплый золотистый свет уходя плавно скользил по снегу, по стволам деревьев. Поднимаясь все выше и выше, он незаметно выманивал из глухих распадков и ложбин холодную серую мглу. Ряд за рядом темнели деревья, сопки. Вот отгорела макушка самой высокой. Нарождающаяся ночь осмелела, --">