Борис Аленкин - Сашка с острова Итуруп

Живописными долинами, благоухавшими цветистым разнотравьем. Горными реками, чистыми, как роса утреннего луга. Высокими светлыми лесами, где деревья росли рядом с цветами, огромными, будто кедры. В тайге жили лисы и песцы, соболи и медведи. А на побережье и в прибрежных водах тюлени и морские львы, киты и моржи, морские котики и морские бобры-калавы.

Дети этой страны были люди чистые и мудрые, свободолюбивые и гостеприимные. Они жили в мире и согласии со всеми соседями. И только вероломные чужеземцы были им ненавистны. Много раз хитростью и обманом пытались они покорить эту страну. И однажды им это удалось. Напав, они убили стариков и детей, сожгли пастбища и леса. Земля попросила защиты у океана. Океан мог сделать лишь одно — он принял к себе эту землю. Но горные вершины были так велики, что даже океан не смог скрыть их в своих бездонных глубинах. И до сих пор стоят среди океана эти вершины, ставшие островами. Многие из них стали вулканами… И до сих пор клокочет в них ярость и негодование против вероломства и подлости… Ну, как сказка?

— Сами придумали или слышали?

— Что слышал, что само сложилось. Один живу, думы всякие приходят.

— И всегда один?

— Была у меня подруга в коротком процессе жизни. Сначала просто знакомочка, а потом вроде как женой стала. Она у нас с почтой ездила. На личность пригожая и складная, как полярная куропатка. Сперва все по-людски было. Потом, гляжу, затосковала. Сидит вот здесь на берегу ручья, как Аленушка в картине художника Васнецова. Стала уговаривать меня уехать отсюда. Поедем, говорит, в Головнино. Это село на острове Кунашир. Ты там, мол, будешь анфельцию ловить, а я в совхоз «Дальний» поступлю дояркой на ферму. Анфельция, если не знаете, это такая морская трава, из которой делают вещество агар-агар. По виду не отличишь от студня, а вот без этого студня и мармелад не сваришь и самолет не сделаешь.

И она меня не уговорила, чтобы уехать, и я ее, чтобы остаться. Не могла понять, что самая для меня большая радость, когда приедут в мой домик люди или даже один человек, промерзшие, промокшие… А у меня — Ташкент! Так и уехала моя Аленушка, ее Еленой Алексеевной звали. И сейчас через проезжающих поклоны мне передает, все надеется… А я отсюда никуда уезжать не собираюсь.

Ну а вы, если выберетесь еще к нам на Итуруп, приезжайте ровно через два месяца. В это время, хоть по численнику сверяйтесь, пойдет из океана на нерест лосось. Заодно покажу каменный орган. Вот это уж, правда, чудо из чудес. И правда, уж очень похожа скала на трубу для органа. Говорят, что в сильный ветер орган играет, но я сам не слышал и греха на душу брать не буду…

Меня ждали, я торопился, но все время помнил совет геолога — спросить Сашку о его мечте. На мой вопрос об этом, он не спешил отвечать. Потом сказал, смущаясь:

— Только не улыбайтесь моей мечте. Хочется мне на уклоне моих лет повидать теплое море, отдохнуть пару месяцев, накупаться вдосталь, на солнышке пожариться… Будете в Курильске, напомните кому следует.

— Саша! Но ведь здесь и так вода кругом. Есть места, откуда можно видеть сразу и Охотское море, и Тихий океан…

— Так-то оно так, а все-таки… — виновато недосказал Сашка.

Через несколько часов мы были в Курильске, при въезде в который стояла арка из двух огромных ребер кита, соединенных вверху спинным позвонком. Здесь мы управились с делами быстрее, чем думали, и я зашел узнать насчет путевки, обещанной Сашке. Оказывается, путевка уже выписана, ждала в райкоме своего владельца.

В гостинице я долго не мог заснуть. Все вспоминал Сашку. Наверное, ему тоже не спалось в ту ночь. Мне казалось, что виделось ему теплое южное море, пальмы и кипарисы на берегу.

…Научиться бы жить, как Сашка, когда о тебе всегда кто-то помнит и ты хоть немножко кому-то нужен.

--">