Александр Васильевич Елисеев - В долине Иордана

оживились подъ лучами выплывшаго солнца; ихъ зіяющія трещины и проходы освѣтились золотомъ, отраженнымъ отъ пологихъ склоновъ залитыхъ сіяніемъ лучезарнаго моря. Еще блистательнѣе и ярче засіяло море, на которое пали подъ небольшимъ угломъ снопы солнечныхъ лучей, превративъ море во второе небо. Море смерти превратилось въ море свѣта, откуда смотрѣло второе солнце, куда не осмѣливался глядѣть человѣческій глазъ даже черезъ темныя стекла своихъ дымчато-сѣрыхъ консервовъ.

Обмѣнявшись привѣтами съ г. Пижо, мы скоро должны были сказать другъ другу послѣднее прости. Всего сутки я провелъ съ нимъ, но разставанье было уже тяжело. Напрасно думаютъ что путевыя встрѣчи и знакомства прерываются такъ же легко какъ начинаются; кто говоритъ это, тотъ не испыталъ, очевидно, интересныхъ, незаурядныхъ знакомствъ. Въ пути, напротивъ, еще легче чѣмъ въ жизни встрѣчаются люди воспоминаніе о которыхъ живетъ въ памяти во всю послѣдующую жизнь. Каждый путешественникъ, какъ бы онъ ни былъ незанимателенъ и простъ, уже представляетъ не дюжинную личность; къ Востоку, разумѣется, это прилагается еще въ большемъ масштабѣ чѣмъ къ цивилизованнымъ странамъ Европы. Въ теченіе многолѣтнихъ своихъ путешествій я испыталъ это неоднократно на самомъ себѣ. Здѣсь не мѣсто разказывать о моей встрѣчѣ со знаменитымъ Тристрамомъ изъѣздившимъ весь Востокъ и пробывшимъ нѣсколько мѣсяцевъ въ плѣну у Бедуиновъ, о несчастномъ молодомъ изслѣдователѣ Губерѣ, заплатившемъ недавно кровью за свой смѣлый ученый набѣгъ въ дебри собственной Аравіи, патерѣ Бинцентини, съ котораго въ Тибетѣ начали было сдирать кожу, объ одномъ русскомъ врачѣ З-нѣ, бывшемъ колонистомъ въ Австраліи и Канадѣ, потерявшемъ жену и дѣтей перебитыхъ Индійцами и о нѣкоторыхъ другихъ. Я не забуду никогда послѣднихъ минутъ моего прощанія съ полнымъ жизни и энергіи молодымъ Губеромъ.

— До свиданія въ Парижѣ, черезъ годъ и четыре мѣсяца, сказалъ я ему, когда разъѣзжались наши верблюды;— вы вернетесь тогда изъ Аравіи и извѣстите меня; я пріѣду изъ Россіи порадоваться вашимъ успѣхамъ.

— Не до свиданія, а прощайте, отвѣчалъ онъ глухимъ подавленнымъ голосомъ. — Едва ли мы увидимся; я не выйду живымъ изъ Аравіи; такъ предсказала мнѣ слѣпая бабушка, отпуская меня…

Верблюды наши пошли въ разныя стороны; мой верблюдъ направлялся къ сѣверу къ горамъ Петры, за которыми лежитъ Святая Земля, тогда какъ мехарины (дромадеры) Губера потянулись въ дебри Аравійской пустыни. Словно что-то оторвалось отъ моего сердца когда я не видалъ болѣе веселой улыбки «моего» Француза, какъ я привыкъ уже его называть. Я посмѣялся въ глаза Губеру насчетъ предсказаній, хотя внутренно почему-то повѣрилъ имъ. Увы! карты старой бабушки сказали правду; ея внуку въ прошломъ году раздробили голову его же проводники среди полумертвой пустыни. Я узналъ о его смерти за два мѣсяца предъ тѣмъ какъ собирался навѣстить его.

Г. Пижо, съ которымъ я также скоро сошелся на берегахъ Іордана, понравился мнѣ столько же своимъ безстрашіемъ, какъ и оригинальностью и чужимъ пониманіемъ природы. Чудная игра на кларнетѣ въ ночь передъ бурей на Бахръ-эль-Лутѣ сгладила первое, не совсѣмъ пріятное впечатлѣніе произведенное на меня излишнимъ комфортомъ г. Пижо и заставила даже забыть о страсти собирать альбомъ красавицъ, ради чего сухопарый Французъ много лѣтъ уже обтекалъ шаръ земной. Только въ путешествіяхъ человѣкъ можетъ развернуть всѣ силы своего организма, заставить звучать всѣ струны своего сердца, отразить въ себѣ самомъ ту жизнь что разлита въ общей матери-природѣ.

Мой новый знакомый принадлежалъ къ типу людей отмѣченныхъ двойною печатью природы и цивилизаціи; въ его небольшомъ. но словно отлитомъ изъ стали тѣлѣ таились высокія силы, которыхъ не могло остановить никакое препятствіе въ мірѣ; «я хочу» — вотъ девизъ этихъ людей, «я могу» — вотъ цѣль которую они преслѣдуютъ всѣми силами своего тѣла и души, всею энергіей, которою можно творить чудеса.

Мы прощались съ г. Пижо; онъ уѣзжалъ налѣво, мой путь лежалъ направо отъ нашей недолгой стоянки. Г. Пижо отправился вдоль по Іорданской долинѣ, тогда какъ я, объѣхавъ берега Іордана, правилъ свой путь на горы которыя поднялись амфитеатромъ надъ глубокою впадиной Мертваго Моря.

— Au revoir, es salam aleikum (миръ съ вами)! говорилъ господинъ Пижо, мѣшая французскую и арабскую рѣчь.

— Эс саламъ алейкумъ, нехаракъ са'идъ (миръ съ тобою, будь тебѣ счастливый день)! --">