Иоланта Ариковна Сержантова - За спиною прошлого…

тёплого тела, дыхание той жизни, перед очарованием которой не устоишь, ежели она проявлена хотя в чём-нибудь.

Мне показалось или в самом деле он был, – едва заметный трепет ресниц, сдержанная гримасой скорби ухмылка и присущая одному ему морщинка от щеки до уха? Она появлялась от сдержанного волей смятения, из-за озноба волнения, в предвкушении тайны, как волны, что окатывает с головы до ног и, норовя сбить, тянет к себе, дабы уронить после в полную мелких камней пену, да так и не отпускает, покуда не ощутит полную власть над тобой.

Но ты ж притворщик!.. И, убедив стихию в своей беспомощности, порываешься к берегу, понукаемый грохотом солёного вала, что в самую последнюю минуту путается в ногах, стреножит и тщится увлечь в пучину. Но поздно. Мокрый и весёлый, в песке и ракушках, ты щуришься, глядя морю прямо в глаза, обещая непременно встретиться с ним лицом к лицу, когда то поостынет немного, и сможет рассуждать трезво.

Отчего ж всё не так теперь? Не с тобой, не для тебя, но для многих других, в чьих сердцах, как на отмели после отлива, задержалось то, чем делиться ты, отвергаю собственные «хочу» и «могу».

Всё сделанное, либо задуманное, не исчезает, не пропадает в никуда, но непременно остаётся. Не в закромах, не в сундуках под тяжёлыми замками. Оно витает в воздухе, как бабочка, в ожидании того, кто заметит её, как некогда заметил её и ты.

Гражданский брак

В перламутровых от росы сумерках, на дне корзины, сплетённой из ветвей сосны и туи, растущих вблизи, почти в обнимку, молча вили своё гнездо певчие дрозды. Беседовать им явно было недосуг. Всё, чему надлежало сказаться, оказалось сказанным в свой час, загодя, а то, о чём следовало смолчать, так и не было произнесено.

С невозмутимым видом, ровно чужие друг другу, строго соблюдая очередь, парочка вкладывала в строительство общего дома поровну усилий, дабы нечего было после делить. Она веточку и он – точно такую же, ни короче, ни длиннее, она пёрышко, и он похожее, едва ли не точь в точь, даже комочки глины, коими скрепляли они лукошко гнезда, казались словно выбранными из одного ряда.

Птицы не желали связывать себя ни одним из мыслимых обязательств супружества, и совершенно очевидно отдавали предпочтение лёгкому флирту, а последующее интересное положение и недолгая возня с малышнёй, не слишком тяготили их будущность. Если позволяли обстоятельства, да не пропадала охота, – можно было повторить всё тоже самое и в том же порядке. А уж затем, после несомненно износившегося взаимного интереса, возникало удобное, навязшее на зубах: «Не сошлись характерами», отстаивающее право на небрежность, опрометчивость и безалаберность, – на все вкупе и каждое по отдельности, с неизбежно болезненным расставанием чужих друг другу… людей?! А хотя бы и птиц! Какая разница.

Там,где нет любви, а один лишь только расчёт на приятное времяпровождение, не стоит ожидать ни лебединой верности. ни человеческой, простой. Такие вот… дела.

Обратной дороги нет

Мы сотканы из детских обид и не свершившихся в нашу пользу посулов. Мы, взрослые… Хотя, о каком взрослении речь, коли, не наигравшись в ту, ничем не смущённую пору, ищем схожей безмятежности тем чаще, чем дальше от нас сие, промелькнувшее будто в беспамятстве время, про которое, ежели начистоту, мы мало что помним. Но было оно, было, – со всегда ясным небом, непогодой, что весело дразнила разлетающимися на стороны многими мокрыми косицами, а не тревожила загодя все члены, как ныне, принуждая непритворно сокрушаться и морщиться, потирая больные колена.

Удерживая в клювах почек свежие букеты неглаженых листочков, весенний лес кажется покрытым нежным мхом. Без листвы, – шумной, весомой, – он чудится немым и незрячим. Солнце, выглядывая время от времени из-за грубого полотнища тучи, недолго любуется свежестью красок давно привычного вида, но всё ещё недовольное им, прячется вновь. Недостаточно солнцу повода, чтоб тратить всего себя, без остатка, с рассветного до закатного часу. Меньше, чем нужно. Бережёт себя светило.

Певчий дрозд, что не так-то прост, и себя любит пуще прочих, набирая веточек больше, чем может унести, делает то не от скупости, либо лени слетать трижды. Всякий раз, как роняет соломинку, кланяется он земле, что родила и её, и его самого. Покуда сбирает, до тех пор и благодарит. Стыдится, глупый, открыться, всё ищет повод, по-другому не умеет никак. Ну и пусть, хотя бы так.

Сотканные из мелких --">