Иоланта Ариковна Сержантова - Лесные сказки

Брось-ка ты сердиться!

Всех бояться – не родиться!

Еж, которого принес отец, казался довольно доброжелательным, но более всего – равнодушным. Ему было все равно, где шуршать иглами своей пепельной шубы. Малыш так активно и любознательно вертел своим мокрым пятачком, что казалось,– еще пара мгновений, и он или чихнет, или расхохочется. Но смеяться вслух не решался, вполне вероятно, что стеснялся, и потому хихикал над своими похитителями втихомолку, наедине с собой. Во всем остальном, еж не совершал ничего противоестественного. Несмотря на отсутствие запаха испуганных мышей, шалостей дождевых червей, что дразнят розовыми языками своих хвостов, ускользая в почве у самого носа, ёжик поступал сообразно предназначению. По ночам громко топал, будто бежал на последнюю ночную электричку, озабоченно шуршал страницами старых газет и, шумно отдуваясь, как потный купец после субботней бани, пил из блюдечка некипяченое молоко. Делал он это так вкусно, что хотелось прилечь рядом на пол, и попытаться зачерпнуть языком пару-тройку раз из фиолетового, с золотой каемочкой, блюдца. Уверена, что сделай я то, о чём говорю, украшенный веснушками молока нос ежа, и мои, вытянутые трубочкой губы, вполне по-братски находили бы друг друга в белой молочной пене…

Во время совместных дневных прогулок по парку, расположенному неподалеку, мы доставляли много хлопот няне. Ей редко удавалось организовать из нашей непоседливой парочки малочисленную колонну, двигающуюся в одном направлении. Если я поворачивала руль своего трехколесного велосипеда в аллею направо, ежик улепетывал в диаметрально противоположную сторону. Несложно догадаться, что столь хаотичный режим перемещений по пересеченной местности, обусловил весьма скорую разлуку с гостем из леса. Отец отвез ежа на то же место, откуда его забрал. Прощание было скупым и щедрым, одновременно. Кроме полного блюдца мясного фарша, ежик выпил стакан молока с булкой, поэтому кивать головой и фыркать был не в состоянии.

– Ну… теперь-то вы купите мне щеночка?! – размазывая по лицу слезы, перелившиеся через край моих глаз вослед ежу, спросила я.

– Щеночка?! – родители изумленно посмотрели в ту сторону, где, икая от обжорства, приминал траву наш недавний постоялец,– Ну, как тебе сказать… какого щеночка?

– Ма-а-аленького!– зарыдала я… и наутро получила нового питомца.

Точнее, – нескольких. Если мне не изменяет память, то их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Одна, две, три, четыре… пять мягкотелых сидячеглазых улиток. Улитки разместились в небольшой пол-литровой банке. Величественные и настороженные, повинуясь воле незримого и неопытного шахматиста, они натирали стеклянные стенки прозрачным клеем собственного производства, нескромно демонстрируя все, что скрывала мантия. А под мантией у них было восхитительно упругое тело, по цвету напоминавшее ещё юных, но уже маринованных опят.

Наблюдать за торжеством неспешной жизни можно было часами, если бы не активное, почти непрерывное выделение этими маленькими предусмотрительными существами, тонких стружек фекалий. Улитки, как истинные леди, имели при себе все, что им было необходимо: дом, приют, защиту, пузырек воздуха про запас, в потаенном углу раковины… Но никакого намека на туалетную нишу, или комнату! С каждым часом, «стружек» на поверхности воды становилось все больше и больше…

– Вот видишь, ты не можешь ухаживать даже за маленькими улитками.– С плохо сдерживаемой радостью, мать выливала содержимое банки в реку,– А что было бы, если бы мы купили тебе щенка? Кто бы стал убирать за ним? Выводить… Я? Я не могу, я работаю,– сообщала мать,– Папа тоже на работе… А ты не в состоянии привести в порядок даже себя, так что о собаке можешь забыть!..

Будьте людьми!

Сплетни, разговоры ни о чём, споры… К чему они? От грусти, как пасьянс ввечеру под абажуром пыльной лампы или от неуверенности в себе? Разве коту необходимо доказывать себе самому, что он – кот?! Ну, так перестаньте уверять других и себя, что вы – Человек. Просто… Люди! Будьте людьми!

Примечания

1

Рамфотека – клюв птиц

(обратно)
--">