Леонид Александрович Федоров - Как просыпается Солнце

копытами.

Лосиный рог до сих пор висит в моей комнате, напоминая тот день, когда я, не набрав даже половины кузовка клюквы, вернулся домой с необыкновенным подарком.

У ИСТОКОВ ЧУСОВОЙ

Первый снег, обманчивый и ненадежный, сырой и тяжелый, пригнул травы, склонил вниз еловые лапки. Идти нелегко, ноги скользят, того и гляди упадешь. Просека-грань, по которой я иду, выводит на широкий захламленный выруб. Белый снежок присыпал оставленные после рубки стволы.

Через лесосеку тянется дорога. По ее краям густой стеной стоят рябины, отчего дорога похожа на запущенную аллею. Лист с деревьев облетел, и крупные гроздья ягод багровеют на снежном фоне, как кровавые сгустки.

Дорога спускается в лог, по нему протекает речка. Среди заснеженных берегов вода кажется черной и страшной. С опаской перехожу речку, хотя знаю, что глубина здесь чуть выше колена. В сторону бросаются стайки гольянов. Из-под камня метнулся небольшом хариус. Летом с друзьями мы приходим сюда с удочками и варим уху.

Снова зима!

ТРОПЫ

За долгие годы много прошел я дорог и тропинок. Сколько? Разве припомнишь? Никогда их не считал и не мерял. По иной пройдешь, как по асфальту, и не приметишь; а другая, вдвое короче, так измотает, что, добравшись до избушки, уже не в силах раздуть огонь в очаге.

Осенью с ружьем за плечами я брожу без троп, прокладываю их сам к далеким, синеющим на горизонте горам или в непролазную чащобу, где и в солнечный день царит полумрак.

Больше всего меня привлекают заброшенные тропы, не помнящие прошедших по ним путников. Кто они были? Что искали в этих глухих местах?

Я знаю, важно проложить след — и тропа вновь оживится. Люди будут шагать по ней и так же думать о тех, кто прошел перед ними, спрямив горную тропу. Снова будет таить она неуловимое очарование, тревожное предчувствие чего-то неизведанного.

РУБИНОВАЯ КАПЛЯ

Углеперый косач тяжело ударился о землю. Привязав добычу к поясу, человек ушел дальше, а там, где упала птица, на желтой траве осталась рубиновая капля. Кругом лежали мертвые опавшие листья, но эта капля среди вянущего праха казалась живой и горячей.

Кто из охотников не оставлял на траве рубиновые капли? Много оставил их и я, пока однажды эта смесь еще горячей крови и осеннего багрянца не поразила меня своим диссонансом и не заставила острее почувствовать силу живой природы.

Прошли годы. Я по-прежнему брожу с ружьем по лесам. Но там, где я прохожу, почти не остается рубиновых капель. Сам вид пернатых красавцев приносит мне радость.

По снегу к горным вершинами…

НЕВИДИМАЯ ГРАНЬ

В окне электрички мелькали перелески, холмы и ржавые, затянутые сырой дымкой болота. За моей спиной шел горячий спор мужчин, севших на станции Мурзинка. Нас отделяла спинка сиденья, и громкие голоса новых пассажиров вначале действовали на нервы, а потом я заинтересовался и стал прислушиваться.

— Ты не спорь! — доносился до меня простуженный бас. — Камни бывают всякие. Иной попадется такой, что ахнешь. Без огранки светится. Положишь на ладонь, а от него будто тепло идет!

— Все равно камень камнем и останется. Меня к живому тянет! — не сдавался собеседник.

— Да разве камень мертв? У него тоже своя жизнь. Он рождается, растет, стареет и превращается в пыль и песок. И птица, и камень подчиняются одному закону жизни.

— Насчет этого ты, может быть, и прав. Но признаком жизни является обмен веществ. Обладают ли им камни?

— У них обмен веществ заменяется химическим процессом, возможно, атомным распадом. Мы еще толком об этом не знаем…

Дальнейшего я не услышал. Группа туристов в вагоне грянула песню, заглушив все остальные звуки.

Под впечатлением подслушанного разговора я вспомнил, как однажды один охотник, геолог по профессии, сравнил рябчика с яшмой и в подтверждение своих слов рядом с птицей положил полированную пластину орской яшмы. Совпадение красок было изумительным. И все же сходство это случайное. Окраска птицы — ее защитное свойство. Тем не менее сравнение живого с мертвым тогда меня поразило. И вот сейчас другой человек в --">