Джек Кетчам - Искалеченные в колесе секса

извращенной психики парня, который добивался успеха, но почти никогда не добивался успеха, и то, и другое одновременно.

По фамилии Струп. Без имени, просто Струп.

Это была еще одна игра слов. Струп - это Пруст, в фонетически исковерканном виде. Возможно, самого чувствительного писателя в истории я превратил в ничтожество с почти свинцовой чувствительностью. Жребий Струпа состоял в том, что он практически никого не понимал, ни себя, ни, тем более, женщин, но при этом упорно добивался и женщин, и собственного удовлетворения.

Не имея ни малейшего представления о том, что на самом деле может принести ему то и другое.

Выпивоха. Неудачник. Гомофоб. Весьма сомнительный друг и ненадежный любовник. Ужасный женоненавистник и по большей части этим гордится.

Таков мой парень.

В барах в те времена его можно было встретить на каждом шагу.

Истинным поэтом такого рода вещей был Чарльз Буковски, и я признаюсь, что бесстыдно подражаю ему. Но окружающая среда Буковски - это, видит Бог, не мой Лос-Анджелес, не почтовые отделения, не алкогольные притоны, и вся его свирепость - тоже не моя. Струп - ничтожество из среднего класса, пытающееся выбиться в люди, пишущее рекламные тексты днем, пьянствующее по ночам, обычно живущее с женщиной, которую зовут Карла или Шила, и постоянно ей изменяющее.

Обман у него почти как кодекс чести. Всегда стремится к большему.

Все время в поиске, человек, имеющий цель в жизни.

Мудак.

Какое-то время он мне даже нравился.

Я написал семь рассказов с участием Струпа, некоторые от первого лица, некоторые от третьего, и продал шесть из них. Когда я хотел продать седьмой, редактор "Шика" Бен Песта попросил прислать рассказ не про этого придурка: "Если только Струп не гоблин, изгнание которого действительно жизненно важно для вашего психического благополучия". Прямая цитата. У меня до сих пор хранится это письмо.

Я не знаю, гоблин Струп или нет. Но, в отличие от Струпа, намек понял. Я положил рассказ на полку и перешел к другим вещам. Седьмой рассказ печатается здесь впервые, а я отсылаю вас к своим комментариям к рассказам.

В крошечной деревушке Фоделе на острове Крит я написал три из представленных здесь рассказа, написал их, сидя на террасе, поедая мезе, попивая рецину и печатая на маленькой игрушечной пишущей машинке, которую я взял напрокат за непомерную плату в Ираклионе, потому что она была единственной с англоязычной клавиатурой. Если они в целом приятнее, чем рассказы о Струпе, то это уже голос Греции. Но сексуальная суета семидесятых там все еще присутствует. Действие всех остальных происходит в Нью-Йорке. В Ист-Сайде, Вест-Сайде, во всем городе.

Собранные вместе, они представляют собой довольно пеструю компанию.

Но я не могу отделаться от мысли, что сущность Струпа время от времени в них всплывает. Не во всех рассказах, но в большинстве. Я думаю о сексе из мести в "Лгунье". О циничном разговоре в баре в "Истсайдской истории". О том, как Слейд Рул похлопывает по попке свою новую клиентку в "Мертвой жаре" и о его безудержной гомофобии.

Так что, возможно, Песта был прав. И в то время мне действительно нужно было изгнать гоблина.

Думаю, с тех пор мои герои стали в значительной степени добрее.

Я был уверен, что под мрачной комедией по большей части таится жгучая боль. Перечитав все эти рассказы впервые за много лет, я сразу же понял, что это не так. Так что теперь я думаю, что, возможно, гоблином был сам период и то, как он во мне преломился. Я скучаю по тому недавнему времени, когда для некоторых из нас любовь действительно была свободной. Мужественно наблюдаем, во что она превратилась.

Думаю, нам, стареющим хиппи, есть за что отвечать.

В том числе и за таких парней, как Струп.

Часть 1

"Навязчивая идея"

Струпу было трудно быть с ней любезным.

Когда на самом деле ему хотелось надрать ей задницу.

Они расстались на уик-энд, Струп остался в городе, а Шила отправилась в Кейп-Мей навестить подружек, и Шила провела время гораздо лучше, чем он. Все очень просто.

Ладно. Все не так просто. Имелся также небольшой факт ее перепихона во время пребывания вне дома. Струп и сам перепихнулся, но это было паршиво. Потом она возвращается домой этакой королевой.

Так что трудно было быть любезным, но у Струпа не было выбора. У них была договоренность. Они жили вместе, и если он решал время от времени --">