Геннадий Синельников - Ах, война, что ты сделала...

Изучив за короткое время личный состав батальона, офицеров и прапорщиков, познакомившись с сыном полковника, я узнал о нем мнение его командира роты старшего лейтенанта Паремского.

— Уровень работы и организаторские способности лейтенанта едва-едва тянут на секретаря комсомольской организации, и то, если папа ему будет помогать, а до командира роты ему еще расти да расти. И вообще он пока еще остался на уровне курсанта военного училища, а поэтому я буду рекомендовать его только на комсомольскую работу, и не больше!

Когда-то, еще в Афганистане, я наивно думал: если живым вернусь домой, никого уже не буду бояться, потому что самое страшное я уже «отбоялся» там — на войне, под пулями и разрывами снарядов и мин. Молодым был и наивным. Слова, сказанные на прощание капитаном-десантником: «Главное, что мы остались живы», теперь казались не совсем верными. Остаться физически живым это одно, а морально — совсем другое. Афганских душманов заменили другие, не менее подлые и коварные, как этот полковник. Били и ранили они зачастую сильнее, чем те, на войне. И хоть не было в их руках оружия, и были они не в духовской одежде, а цивильных костюмах и военных кителях, с большими звездами на погонах, они были так же страшны и непобедимы, потому что в этой борьбе побеждал тот, у кого было больше прав и власти. В Афганистане мы многому научились: и плохому, и хорошему. Самое главное, прошедшим войну офицерам были, более чем другим, не воевавшим, присущи честность, принципиальность, открытость, чувство собственного достоинства, стремление к справедливости. Казалось, что эти приобретенные и утвердившиеся в особых условиях качества никто и ничто уже не сможет изменить. Но служба в Союзе, пропустив сквозь свои жернова, заставила многих афганцев поступиться своими жизненными принципами. В Союзе нужно было беспрекословно выполнять далеко не всегда понятные приказы, подчиняться не всегда умным и порядочным командирам, помалкивать и не иметь собственного мнения. «Афганцев» в войсках командование, особенно вышестоящее, опасалось, недолюбливало, потому что говорили они зачастую не то, что хотелось слышать начальству, пытались ввести в застойный учебный процесс боевой опыт, приобретенный на войне, часто вспоминали Афганистан, боевое братство, а поэтому были очень непредсказуемыми и неудобными. Конечно, были такие, кому соответствовало такое отношение, но их были единицы.

— Здесь вам не Афганистан, — часто приходилось слышать от больших и маленьких начальников, не побывавших там.

«Афганцев» ставили на место безжалостно, ломая и изгоняя из них все лучшее, чему они научились там.

…Где-то через месяц мне позвонил заместитель начальника политического отдела армии и спросил об аттестации и подготовке к итоговой проверке. Я ответил, что батальон к проверке готов, но у командования есть мнение — аттестовать его сына на капитанскую должность, секретарем комитета ВЛКСМ полка.

— Старший лейтенант, — в бешенстве кричал он мне в трубку, — смотри, как бы ты после такого заявления сам не ушел с майорской должности на капитанскую! И передай своему комбату, что у него в этом году первая и последняя попытка поступить в академию на заочное обучение. Пускай думает, вы оба думайте! Если не сделаешь, как я сказал, я вам с комбатом устрою академию, недоумки драные! — И бросил телефонную трубку.

Я возненавидел этого полковника с того момента, когда он вогнал меня в тупиковую ситуацию со своим сыном. Я понял, что он сделал ставку на меня, не обращаясь к замполиту полка, потому что тот, как более опытный, мог умело сыграть на этом и извлечь для себя выгоду, а мог и отказаться сделать это. А что я? Он знал, что у меня есть шанс вырваться из этой тьмы тараканьей, и я буду делать все, чтобы добиться осуществления своей мечты. Он также просчитал, что я никому не пожалуюсь и ничего не смогу выдвинуть в свою защиту. Он крепко держал меня, словно лошадь за поводья, и управлял мною как хотел. Это был «душман», держащий меня цепкой, мертвой хваткой и не собирающийся проигрывать.

Я рассказал комбату о задании, полученном при направлении в батальон, и о состоявшемся разговоре с заместителем начальника политического отдела армии.

Комбат вызвал командира роты старшего лейтенанта Паремского и попросил его переписать аттестацию на сына полковника.